— После единственного сражения какой я герой?
— Ну уж сражения. Скорей стычки.
— То-то и оно, командир. Стычки, в которой я если и нанес врагу хоть какой-то урон, то лишь случайно. Где же тут героизм?
— Пластать врагов вовсе не героизм, а работа, — мягко промолвил Макрон. — Оно, конечно, тоже засчитывается в заслуги, но твой случай — другой. Послушай, тебе ведь было вовсе не обязательно возвращаться за мной, ты сам, без приказа, решился на это. Хотя все шансы были против тебя. По-моему, для такого поступка требуется настоящее мужество, и я горжусь тем, что такой парень, как ты, служит рядом со мной.
Катон с недоверием уставился на Макрона.
— Это серьезно, командир?
— Конечно. Разве я когда-нибудь молол языком попусту?
— Никак нет, командир.
— Ну то-то. Так что и ты не болтай лишнего, а принимай все как есть. Я полагаю, состоится торжественная церемония?
— Так точно, командир. Через два дня. Парадное построение. Будут вручаться награды всем отличившимся, включая Вителлия.
— Вот как? — Макрон усмехнулся. — Ну что ж, это украсит его послужной список. Будет чем хвастать по возвращении в Рим.
— Потом, уже вечером, намечен прием. Легат приглашает всех командиров третьей когорты. То есть, конечно, тех, что остались в живых.
— Значит, все будет просто и по-солдатски. Очень похоже на Веспасиана. Чинно и без особых затрат.
— Командир, ты тоже туда приглашен.
— Я? — Макрон пожал плечами и указал на свою ногу. — Как я смогу явиться туда?
— Я спросил об этом легата.
— Спросил? Ну и что он ответил?
— Он пришлет за тобой носилки.
— Носилки? Вот радость, — заворчал внутренне довольный Макрон. — Значит, весь вечер я буду лежать там, как болван, да еще что-то мямлить? Нет сынок, это все не по мне. Я не любитель занудных сборищ.
— Тогда откажись, командир.
— Отказаться? — Макрон поднял бровь. — Парень, приглашение командира легиона для солдата значит больше, чем повеление самого Юпитера, подкрепленное всеми его громами и молниями.
Катон улыбнулся и встал.
— Мне, пожалуй, пора. Что принести тебе в другой раз, командир? Может быть, что-нибудь почитать?
— Нет, брат, спасибо. Нужно дать отдых глазам. Что мне не помешает, так это добрый кувшинчик вина, ну и… игральные кости. Для тренировки руки.
— Для тренировки? — Катон был слегка удивлен, поскольку считал, что числа на кубиках выпадают случайно и никакая техника тут ни при чем. — Ладно, кости так кости.
— И вот еще что! — окликнул Макрон.
— Командир?
— Напомни Пизону, что он должен мне пять сестерциев и что я в них нуждаюсь.
ГЛАВА 15
Центурион Бестия, шествуя вдоль рядов новобранцев, придирчиво осматривал их одежду, оружие и снаряжение. Во многих отношениях эти проверки являлись едва ли не самой тягостной в обучении вещью. Маршировка, муштра и практика с оружием требовали лишь физических усилий, при минимуме умственных, а вот для подготовки к смотру нужны были время, старание и сноровка, граничащая со своего рода искусством. Каждый элемент снаряжения следовало привести не просто в порядок, но в идеальное, безупречное состояние. Разумеется, на сей счет имелись уловки, но такой въедливый жучила, как Бестия, знал их наперечет и куда лучше своих подопечных. Все это понимали, и новобранец мог предпринять попытку надуть его разве что по великой глупости или с отчаяния. Именно поэтому сейчас Катон нервничал и молился всем известным ему богам, чтобы центурион не присмотрелся к глянцу на его поясе и портупейных ремнях. Посещение госпиталя не оставило ему времени, чтобы довести кожу до блеска, и вместо того он по совету Пиракса просто покрыл ее лаком. Стоя недвижно с копьем в правой руке и щитом в левой, Катон явственно ощущал витавший вокруг него запашок. Если Бестия дотронется до липкой кожи, обман раскроется, и тогда взбучки не избежать.
Бестия еще издали углядел свою жертву и устремился к ней, едва скользнув взглядом по четверке стоящих перед Катоном солдат.
— А! Оптион! — произнес он с расстановкой. — Как это мило, что сегодня ты соизволил вспомнить о нас.
Как и в других случаях, это язвительное замечание было несправедливым, ибо если Катон и пропускал занятия, то не по собственной воле, а будучи освобожденным от них приказом легата.
— И что же ты, значит, у нас теперь вроде герой, мастер Катон?
Катон молчал, глядя прямо перед собой.
— Я, кажется, мать твою, задал тебе вопрос, — с нажимом произнес Бестия и повернулся к сопровождавшему его оптиону. — Скажи, разве я, мать его, не задал ему вопрос?
— Так точно, командир, — с готовностью отозвался оптион. — Ему, мать его, был задан вопрос.
— Так почему ты молчишь, недоносок?
— Да, командир! — отчеканил Катон.
— Что, да, командир?
— Да, командир, я у вас теперь вроде герой.
— Я прошу прощения, сынок! — сказал ласково Бестия. — У меня, должно быть, совсем плохо со слухом. Не слышу тебя, хоть убей. Ну-ка ответь мне снова. И громче!
— Да, командир, я у вас теперь вроде герой! — гаркнул Катон.
— Да неужели? А впрочем, почему бы и нет? Надо думать, германцы тут же обделались, завидев такого вояку. Мне и самому-то порой жутковато глядеть на тебя. Представляю, какого ты нагнал на них страху.
Новобранцы покатились со смеху.
— Заткнитесь! — рявкнул им Бестия. — Я давал вам, бабье, разрешение смеяться? Отвечайте, давал или нет?
— Никак нет, командир! — хором ответили новобранцы.
— Так вот, герой, ты теперь должен соответствовать своей славе.
Бестия ел юношу взглядом, стоя так близко, что тот видел каждый шрам на лице ветерана, каждую родинку и даже простудную красную сыпь, обметавшую крылья его гневно раздутых ноздрей. Потом центурион наклонился, наморщил нос и… громко чихнул. Он отступил на шаг, извлек из кармана грязную тряпицу и трубно высморкался. Катон просиял.
— Что скалишь зубы, сопляк? Никогда раньше не видел простуженного человека?
— Никак нет, командир.
— Я с тебя глаз не спущу, оптион хренов, — пообещал Бестия, пряча платок. — Допустишь оплошность, пощады не жди! — Он повернулся и зашагал дальше.
— Можно подумать, я от тебя ее жду, — пробормотал себе под нос Катон. И обмер, ибо помощник Бестии еще не ушел и стоял в двух шагах. «Ну все», — подумал юноша, но оптион только хмыкнул, потом подмигнул ему и поспешил за уже распекающим кого-то центурионом. Катон облегченно вздохнул.
