Пока не сделалось слишком поздно!
— Слишком поздно… для чего?
— Легион ждет засада. — Катон в отчаянии указал на неуклонно приближавшуюся к лесу колонну. — Армия Тогодумна прячется в чаще. Их тысячи, командир.
Несколько мгновений трибун молча смотрел на юнца, обдумывая услышанное. На первый взгляд сообщение паренька не заслуживало доверия, поскольку не лезло ни в какие ворота. Ну как, спрашивается, могла огромная армия дикарей не наткнуться ни на один из множества конных разъездов? С другой стороны, какой смысл этому малому врать?
— Ты сам видел бриттов?
— Так точно, командир. И умоляю тебя…
— Помолчи!
Что бы ни видел этот встрепанной оптион, он явно напуган до одури. Положим, тревога окажется ложной, что будет тогда? Трибуна за то, что он поверил россказням паникера, не похвалят, но и беды особенной не случится. А вот если парнишка прав, а он, Плиний, проигнорирует тревожную весть, беда разразится, да и нешуточная. Так неужели же он, римский трибун, из мелочной боязни оказаться мишенью чьих-то насмешек поставит на карту судьбу целого легиона? Плиний тряхнул головой.
— Ладно, полезай на свою лошадь и во весь опор дуй к легату. Скажи, что я в боевом порядке спешно иду на соединение с ним.
— Есть, командир.
С плеч Катона свалилась неимоверная тяжесть. Он повернулся и с намеренной резкостью вырвал поводья из рук патрульного, озадаченно открывшего рот.
— И вот еще что! — окликнул Плиний.
— Командир?
— Если это окажется дурной шуткой, я лично распну тебя в том лесу. На первом дереве. Ты меня понял?
— Да, командир. Благодарю за доверие, командир.
ГЛАВА 38
Второй легион, возглавляемый авангардом и знаменосцами, вступил в лес. Артиллерийский и багажный обозы этого словно бы не заметили, а вот колонны флангового охранения столкнулись с определенными трудностями. Да и не мудрено, ибо просвет между деревьями местами сужался до тридцати шагов в ширину. Веспасиан, разумеется, предвидел это и приказал старшим центурионам перестроить людей в колоннах по два, иначе они, продираясь сквозь заросли, двигались бы слишком медленно. Правда, это повышало уязвимость подразделения, зато выигрыш в скорости был очевиден.
Непростой маневр завершился в два счета, и Веспасиан порадовался тому, что его люди даже в сложных условиях действуют с непринужденной легкостью элитного воинства. В глазах же то и дело спотыкавшихся о пеньки и кочки легионеров этой радости не наблюдалось. Хотя тыловые службы Плавтия постарались изрядно расширить тропу, она все же свободно простреливалась из дебрей, что добавляло нервозности командирам, стремившимся поскорее прогнать своих солдат мимо опасных участков и вновь вернуться к более привычному и надежному походному строю.
Для середины лета, обыкновенно богатой на всякую живность, лес, обступавший продвигавшийся вперед легион, был на редкость угрюм. В нем царила странная, тяжелая тишина, и Веспасиан особенно ощутил ее гнет, проехавшись вдоль всего строя. Однако вся эта витающая вокруг мрачноватость не испортила ему настроения. Напротив, увидев, что в центуриях все в порядке, а легион движется слаженно, он даже как-то умиротворился душой и позволил себе чуть расслабиться. Походило на то, что день будет спокойным. Да и солдаты приободрились, приветствуя проезжавшего мимо них командира. Ясное, голубое небо над головой напоминало о родине, этот эффект усиливали чистые белоснежные облака, а лесные цветы на обочинах казались россыпями самоцветов. Ветки деревьев, одетые в зелень, изумрудно поблескивали и успокаивающе шелестели. А тут еще на тропу выскочил красавец-олень. Завидев массу движущихся к нему людей, он испуганно замер.
— Посмотрите-ка на него! — заулыбался легат, и в суровом лице его проступило что-то мальчишеское.
Свита, которой с утра приходилось безропотно выносить мелочные придирки соизволившего встать не с той ноженьки командира, с готовностью встрепенулась. Олень высоко вскинул рога и принюхался, видимо выбирая, в какую сторону прыгнуть. Веспасиан был поражен его грацией и горделивой осанкой.
— Первосортное мясо, — заметил один из штабных. — Командир, позволь мне рискнуть?
Веспасиан, чуть помедлив, кивнул. Было несколько неприятно нарушать очарование момента, но, в конце концов, люди питаются не поэзией, и перспектива отужинать олениной возобладала над всем остальным.
Офицер тряхнул поводьями, и строй легионеров раздался, давая ему дорогу. Выхватив у одного из пехотинцев копье, всадник устремился к оленю. Благородное животное, чуть помешкав, высоко подпрыгнуло и бросилось в лес. Всадник с азартным охотничьим кличем погнался за ним. Веспасиан улыбнулся, вслушиваясь в треск мелких веток. Увлеченный охотник с криком и гиканьем проламывался сквозь подлесок.
Внезапно возбужденные крики оборвались, и лес, напоследок хрустнув надломленной веткой, погрузился в молчание. Штабные офицеры обменялись тревожными взглядами. Веспасиан вытянул шею, напряженно всматриваясь в угрюмую мглу.
— Посмотреть, что с ним, командир? — спросил кто-то. — Командир?
Ответа не последовало, ибо легат ничего не слышал. Взгляд его был прикован к бесшумно скользившим между стволами теням. Холод понимания, что вот-вот произойдет нечто ужасное, сжал ему сердце. И, словно бы в подтверждение этой леденящей догадки, из сумрака леса все в той же пугающей тишине выступил враг. Не успел Веспасиан открыть рот, чтобы поднять тревогу, как прозвучал рог и бритты выпустили тучу описавших дугу в ясном небе и обрушившихся на захватчиков стрел. Легионеры, торопливо роняя походные торбы, поворачивались в ремнях, крепивших к их спинам щиты. Слишком медлительные уже падали на тропу, побитые смертоносным дождем.
Пока туземцы накладывали на свои луки очередную порцию стрел, Веспасиан огляделся, отметив, что в силу счастливой, граничащей с чудом случайности никто из штабных офицеров не пострадал. Центурионы и другие линейные командиры, срывая голоса, выкрикивали приказы, разворачивая людей навстречу врагу. Бесконечные тренировки сказались на поворотливости легионеров, и они приняли новый град стрел на щиты. Правда, залп умертвил многих раненых и некоторых оставшихся без защиты животных. Пространство между телегами и пехотой было усеяно неподвижными и все еще корчащимися телами, но солдаты, успевшие перестроиться, оказались в сравнительной безопасности. Веспасиан спешно отдал приказ когортам готовиться к наступлению, и гонцы, горяча коней, помчались в голову и хвост легиона. Обозревая с седла шевелящийся людской муравейник, легат с облегчением убедился, что всюду идет формирование сплошной фаланги. Ну, а сомкнутый строй римлян вражеским лучникам не по зубам. Теперь, когда первое потрясение миновало, Веспасиан поймал себя на том, что с нетерпением ожидает продолжения боя и уже предвкушает триумф.
И тут бритты по-настоящему показали себя. Фаланга римлян строилась на правой обочине лесной дороги, и легионеры левой колонны стали просачиваться между телегами, чтобы ее укрепить. В это время за их спинами протяжно пропел рог. Этот звучный зов был мигом подхвачен другими рожками, и в великом множестве высыпавшие из леса туземцы устремились к оцепеневшим, растерявшимся в преддверии неминуемой смерти когортам. Правда, нашлись центурионы, не лишившиеся присутствия духа, они, развив бешеную активность, развернули свои подразделения навстречу врагу, однако это были лишь отдельные очаги единения, а не сплошная монолитная линия, умение выстраивать и держать которую во многом являлось залогом всех римских побед.
Веспасиан с ужасом наблюдал, как вопящая волна бриттов нахлынула на его людей, смешавшись с
