знаменитого генерала К. Пажоля. В ходе разговора, задумчиво взглянув на генерала, Даву вдруг совершенно спокойно заявил ему: «Мне кажется, генерал, что вы изменяете нам, так же как ваш тесть герцог Реджио» (хотя Даву прекрасно знал, что в период «Ста дней» маршал Удино не примкнул ни к одной из сторон). Оскорбленный до глубины души таким беспардонным обвинением, побелевший от ярости храбрый кавалерист, ветеран Революционных войн и наполеоновских походов с трудом смог подавить свой гнев. Быстро овладев собой, он с достоинством ответил: «Мсье, если бы вы не были маршалом Франции, то я заставил бы вашу шпагу познакомиться с моей». Никакой реакции Даву на столь дерзкий ответ сумевшего постоять за свою честь генерала не последовало.
Что касается жестокости Даву, то, помимо имевших место расстрелов мародеров и других нарушителей дисциплины, за ним числилось кое-что и другое. Так, в 1807 году по его приказу был сожжен немецкий город Лауэнбург; в 1812 году в Москве он приказал расстреливать на месте всех «поджигателей»; затем такой же приказ им был отдан в отношении партизан; в 1813 году в Гамбурге Даву приказал расстреливать на месте всех вражеских шпионов и т. д. Но все же Даву не был тем «Аракчеевым» при Наполеоне, как его нередко изображают в некоторых художественных произведениях. Искажение писателями, в том числе и Л. Н. Толстым в его романе «Война и мир», образа этого маршала произошло под влиянием ряда крайне тенденциозных и весьма субъективных мемуаров, в которых их авторы во всех цветах и красках расписывают «свирепость», «кровожадность», беспощадность», «бездушие» Даву, часто приписывая ему и то, чего никогда на самом деле не было, или же грубо искажая имевшие место факты. Тем самым они преследовали цель задним числом свести счеты с некогда, как говорится, «наступившим им на хвост» военачальником. Все эти мемуары появились на свет уже после смерти маршала, и он, естественно, ничего не мог сказать в свое оправдание. Введенные же в заблуждение этими мемуаристами писатели (за неимением других материалов, которые появятся позднее) принимали на веру все приводимые ими «факты» и использовали их в своих произведениях. На самом же деле Даву был одним из образованнейших маршалов Наполеона (если только не самым образованным), волевым и настойчивым в достижении поставленных целей человеком. Нельзя, конечно, оправдывать излишнюю суровость Даву, но и считать его своего рода «варваром» тоже, по меньшей мере, опрометчиво. Что же касается фактов проявления им жестокости, то они чаще всего диктовались суровой военной необходимостью, когда всякие разглагольствования о «гуманизме» и «либерализме» не только неуместны, но и вредны. Извечный закон войны суров и прост — уничтожь врага или сам будешь уничтожен. Правда, с незапамятных времен известен и другой, так сказать, альтернативный выход — покорись врагу, сохрани свою презренную жизнь и будь его рабом. Но настоящие воины испокон веков предпочитали смерть рабству… Впрочем, все факты о жестокости Даву сильно преувеличены. Объективные исследования о деятельности этого маршала показывают, что он чаще всего только угрожал, чем в действительности карал. Как и Наполеон, «железный маршал» большей частью лишь унижал и оскорблял провинившихся, но отнюдь не наказывал по всей строгости законов военного времени.
К отрицательным качествам Даву следует отнести также и то, что в завоеванных странах он вел себя, как своего рода римский проконсул, управляя ими железной рукой. Даву считал, что как победитель он вправе распоряжаться ресурсами и материальными ценностями покоренных стран по собственному усмотрению, не считаясь ни с какими законами и принципами, обычно соблюдаемыми в международном праве. Но грабителем, использующим чужие богатства для собственного обогащения, как некоторые из его коллег-маршалов, этот потомок бургундских рыцарей не был. В этом плане Даву выделялся особой щепетильностью. Все, что было захвачено или конфисковано, шло в доход государства или на нужды возглавляемых им войск. Естественно, что подчиненные ему генералы и чиновники вынуждены были следовать примеру своего маршала.
В плеяде наполеоновских маршалов Даву выделялся не только искусством военачальника и храбростью воина, но и большой самостоятельностью, неприступностью и нелицеприятностью. Он, как никто другой, умел поддерживать в войсках дисциплину и порядок, жестко пресекая грабежи и насилия во время ведения боевых действий. «Железный маршал» вошел в историю как прямой и честный солдат, который меньше всего заботился о том, чтобы кому-то и где-то понравиться. Он был одним из богатейших людей в наполеоновской Франции (его годовой доход составлял свыше 900 тыс. франков). Внешне это был малообщительный, невысокого роста, слегка сутуловатый, лысоватый, склонный к полноте и очень близорукий человек. Почти всегда имел хмурый или чем-то недовольный вид. В блистательном созвездии маршалов Первой империи Даву, безусловно, был звездой первой величины, оставив по себе память как один из наиболее талантливых военачальников наполеоновской армии.
Журдан Жан Батист
Французский военный деятель Журдан (Jourdan) Жан Батист (29.04.1762, Лимож, департамент Верхняя Вьенна, — 23.11.1833, Париж), маршал Франции (1804), граф (1815), пэр Франции (1815). Сын врача.
Военную службу начал в 1778 году рядовым солдатом Оксерского пехотного полка. В 1779—1782 годах участвовал в войне за независимость английских колоний в Северной Америке (1775—1783). Тяжело заболев, возвратился во Францию и уволился из армии (1784). Женился на родственнице купца и, открыв собственную лавку, занялся предпринимательством.
Великая Французская революция (1789) вновь призвала Журдана на военное поприще. Он принял активное участие в формировании Национальной гвардии своего родного города, где стал капитаном. В 1791 году он был уже подполковником и командиром 2-го батальона волонтеров департамента Верхняя Вьенна. С началом войны против 1-й антифранцузской коалиции европейских держав (1792) этот батальон вошел в состав Северной армии. Уже в первых боях с интервентами Журдан показал себя грамотным, храбрым и решительным офицером, был назначен командиром бригады и произведен в полковники. Командуя бригадой, особенно отличился в сражении при Жемапе (6 ноября 1792 года). Участвовал в походе генерала Ш. Дюмурье в Голландию, отличился в сражениях при Намюре и Неервиндене, а затем, во время отступления, прикрывал отход французской армии.
Революция щедро награждала своих героев: в марте 1793 года Журдан был произведен в бригадные, а уже в июле того же года — в дивизионные генералы.
Во главе дивизии участвовал в деблокаде Дюнкирхена (Дюнкерка) и в сражении при Ондскоте (7—8 сентября 1793 года), где был ранен пулей в грудь. В конце сентября 1793 года назначен командующим Северной армией, освободил от осады крепость Мобеж, сражался при Ваттиньи, но вскоре из-за столкновения с комиссарами Конвента, которые требовали от него немедленного перехода в наступление, несмотря на плохое состояние армии, был снят со своего поста. Весной 1794 года назначен командующим Самбро-Мааской армией (90 тыс. чел.), во главе которой одержал знаменитую победу над австрийцами при Флерюсе (26 июня 1794 года) и отбросил противника за Рейн. В 1795 году после осады Журдан взял сильно укрепленную крепость Люксембург, переправился через Рейн и осадил мощную крепость Майнц. Однако эта кампания завершилась для него неудачно. К концу 1795 года армия Журдана была оттеснена противником за Рейн, понеся при этом тяжелые потери. В 1796 году Журдан снова предпринял поход в Германию. Перейдя Рейн, он вновь осадил Майнц, но затем потерпел поражения при Амберге (22 августа 1796 года) и Вюрцбурге (3 сентября 1796 года) и снова был вынужден отступить за Рейн. Две неудачные кампании подряд вызвали во Франции шквал обвинений против Журдана. Поражения, понесенные им, были тем более разительны на фоне блистательных побед, одержанных в 1796 году генералом Н. Бонапартом в Северной Италии. И это при том, что лучшие войска Французской республики находились на Рейне. Журдан был вынужден подать в отставку (29 сентября 1796 года). Один из членов Директории Ларевельер-Лепо выдает тогда генералу убийственную характеристику: «Посредственность, не способная привнести систему в свои действия. Из-за недостатка характера он не мог заставить повиноваться себе командиров дивизий. Неуверенный в себе, нерешительный и теряющий голову при первой неудаче».
Весной 1797 года Журдан был избран в Совет пятисот (нижняя палата Законодательного Собрания Французской республики), в котором попеременно занимал должности секретаря и президента, проявлял высокую политическую активность. В 1798 году по его инициативе Совет пятисот принял закон о