Виткус сокрушенно покачал головой и что-то зашептал.
– Значит, выходит так, – продолжал Слижюс, – что наши товарищи сталевары заняты главным образом производством лома. Это же получается пол»ое безобразие!
Заговорили все враз.
Копытов вскричал:
– Видали, нам привезли для новой кузни прессы и молоты – прямо богатыри! Когда они задышат…
– Твои богатыри, – прервал его Нарбутас презрительно, – пока что валяются во дворе.
– Вот именно! – поддакивал Зайончковский. – А чем план выполнять? Увлеклись мы… План завышен. Надо просить министерство пересмотреть…
Слижюс, пристально взглянув на Стефана, продолжал:
– Вот я сейчас вытачиваю болты. Знаете, во сколько нам сейчас обходится болт? Около полутора рублей! А высадить его в кузне обошлось бы в одиннадцать копеек! А ты еще споришь, Антанас!
– Да не спорю я, – с досадой сказал Нарбутас – Но ведь новая кузня – это покуда мечта.
Он простер руку. Все повернулись в сторону стройки. По-прежнему это был пустырь, окруженный невысокими стенами. В желтой осенней траве спал дремучим сном пневматический молот, покрытый рогожей. Все было так, как в начале лета, если не считать того, что под одной из стен выросла внушительная груда ящиков с деталями кузнечного оборудования.
Плотник дернул Копытова за рукав.
– Когда же новая кузня будет достроена?
– Что-то мне сегодня об этом не докладывали, – ответил Копытов, подмигнув стоявшему рядом с ним Нарбутасу.
Плотник покачал головой и вернулся к своей доске. Снова раздался добрый визг рубанка и полетели на землю опрятные сосновые стружки, иногда с янтарными слезками смолы.
Собрание затянулось. Пошел дождик. В пылу споров никто не обратил на него внимания. Нарбутас с жадностью вдыхал влажный воздух. Дальние холмы на горизонте, такие явственные в солнечный день, сейчас едва видны были сквозь дымку тумана.
Слижюс перестал сдерживаться. Он обрушился на кузнецов:
– У вас в кузне определенно отсталые настроения. Об этом надо прямо сказать. Именно вы, кузнецы, давно должны были драться за срочный пуск кузни, а не ждать, пока приедет высокое начальство, и хныкать ему в жилетку. Дожили до того, что наш лучший кузнец Нарбутас бахвалился огульным выполнением плана по количеству. Мало того, он берет на себя в присутствии министра явно невыполнимое обязательство. Недостойно это тебя, Антанас! Что, ты со мной не согласен?
– Я скажу, – спокойно ответил Нарбутас.
– Копытов занимается, понимаешь, фантазиями о каких-то будущих заводах, – продолжал Слижюс, – а того, что под носом, не видит. Так, как, Саша. А Зайончковский договорился до того, что требует снижения плана. Стыд!
– Ты меня не понял, товарищ Слижюс, – сказал Стефан, с глубокой укоризной глядя на Слижюса, – я хотел только сказать, что некоторые работы, ну, например, штучные или там малосерийные, все ж таки выгоднее делать на токарном станке, чем штамповать в кузне. Верно ведь?
Дождь усилился. Кто-то крикнул ее смехом:
– Холодный душ сейчас не помешает! Люди стали расходиться.
– Стойте! – крикнул Нарбутас.
В голосе его была такая властность, что все остановились. Он стоял, опершись кулаками о стел, маленький, быстроглазый, все еще стройный по-юношески. Убедившись, что люди готовы слушать его, он сказал:
– Слижюс прав. Кроет нас за дело. Что это такое в самом деле? Половину своего металла мы ухаем в лом! А в это время валяется под дождем миллионное оборудование для новой кузни. Довольно разговорчиков, товарищи! Давайте всем заводом двигать стройку. А заводилами будем мы, кузнецы. Надо нажать на все кнопки, в Москву написать, поднять шум в министерстве, пробрать в газете! Сделаем, одним словом! А если Антанас Нарбутас говорит: «Сделаем!» – то так оно и будет!
Люди захлопали. Нарбутас не сдержал довольной улыбки. Его по-детски тешили внешние приметы успеха.
Ему захотелось продолжать свою речь, вызывать новые аплодисменты, но Зайончковский посмотрел на часы, сделал озабоченное лицо и крикнул:
– Вторая смена, пора в кузню!
В кузне Нарбутас сразу принялся за работу над лопаткой. Она была совсем небольшая, вся трудность заключалась в ее причудливом изгибе. Воодушевленный похвалами, Нарбутас был в тот день сверх обычного деятелен, радостно подвижен, удачлив в работе. Лопатка давалась ему легко.
А незадолго до обеденного перерыва, расплющив тяжким, как обвал, ударом раскаленный стальной брус, старый кузнец вдруг вскрикнул, схватился за грудь и упал.
Его отвезли в больницу.
Там он пролежал пластом двадцать девять дней.
Когда он вышел из больницы, с каштанов падали листья и ветер гнал вдоль обочин их желтые шуршащие потоки.
Нарбутас поплотнее запахнул пальто и пошел против ветра, словно бодая его своей упрямой, по-бычьи
