Он оперся на столик с измерительным инструментом, закрыл глаза и стал глубоко дышать – прием, которым он когда-то на спортивных площадках укрощал свое волнение.
Потом он вернулся к молоту. Проработав сосредоточенно около часа, он наконец как будто стал улавливать эту тонкую связь между нажатием педали и силой удара.
Иллюзия была так велика, что временами кузнецу казалось, будто у него в руке рукоять его старой кувалды.
Теперь по самому звону стали он начинал догадываться, насколько она прокована. Он чуял, как в нем самом мало-помалу нарастает то восхитительное состояние, которое можно назвать «чувством удара».
Бегемот словно покоряется. Он признал в нем своего господина. Работа с этим послушным исполином начинала доставлять Нарбутасу удовольствие. Как сладко опять ощущать себя сильным, не знающим усталости! Да и какая тут, к черту, может быть усталость – работаешь ножкой, прямо как танцор на именинах!
Ну что ж, можно, пожалуй, приниматься за дело, за свой
Он заглянул в печь. По цвету каления – густо-оранжевому – он увидел, что брусок еще не дозрел до ковочной температуры.
Подождем. А пока еще малость порезвимся.
И Нарбутас пошел бить. Удары, мерные, мощные, вырывались из окон, плыли по обширному двору, забирались в литейную, в токарный, в инструментальный. И весть о том, что старый кузнец вернулся к горну, вскоре облетела завод.
Услышав это, Виткус покраснел от радости так, что даже на секунду перестали быть видны конопушки на его длинном унылом лице. А Копытов с чувством пожал Слижюсу руку и сказал:
– Это да!
И когда гудок возвестил о конце смены, многие устремились не в душевую, не в столовую, не домой, а в новую кузню – посмотреть собственными глазами на воскресшего Антанаса Нарбутаса.
Нарбутас подошел к горну. Брусок стал соломенно-желтым. Дошел, стало быть. Да, пора! Не то пережог – кошмар, преследующий молодых кузнецов.
Он вытащил заготовку из горна, положил на столик и снова закусил клещами, чтобы перенести на молот.
Вдруг голос:
– Слышишь, молот освободи. Забыл? Нарбутас вздрогнул и поднял голову.
Там, в темных недрах цеха, неясно мелькали фигуры. Кузнец вгляделся и увидел, что тут все они – и Саша Копытов, и Стефан Зайончковский, и Слижюс, и Виткус. А подальше этот мальчуган Губерт и с ним целая куча ребят, не разобрать кто.
Нарбутас побагровел от гнева. Цирк себе устроили из меня? Я тут, можно сказать, сердце сжигаю, а они развлекаются.
Между тем Стефан приближался, укоризненно качая головой и повторяя:
– Сейчас налажу тебе. Эх ты, все как есть позабыл. Нарбутас резко шагнул навстречу. Нахмуренное лицо его не предвещало ничего доброго.
Копытов схватил Слижюса за руку и прошептал:
– Ой, он сейчас стукнет Стефана, чтоб меня разорвало!
Но Нарбутас вдруг улыбнулся, точно вспомнил что-то смешное, и проговорил негромко:
– Куда ты? Это тебе не костел.
Стефан ничего не ответил, только нервно зевнул, повернулся и мгновенно исчез в темноте.
Старый кузнец обвел взглядом остальных, кто там был в цехе, и сказал:
– А ну, айда отсюда! Все! Мигом!
Уходя, Виткус толкнул Слижюса в бок и сказал восхищенно:
– Что?
– Гудит. Как когда-то!
Убедившись, что цех опустел, Нарбутас вернулся к молоту. Черт бы их взял, только время из-за них потерял! Действительно, брусок остыл, потемнел. Кузнец перенес его обратно в горн. Теперь жди!
Он решил на всякий случай проверить, все ли под рукой. Вот его старые шаблоны. Вот ролик для гибки, который он сам когда-то отковал по своему вкусу. Вот любимые оправки особого фасона, им придуманного. Ничeгo не скажешь, ребята позаботились неплохо: тщательно подсобрали все его старое хозяйство. Знаю, это, коечно, главным образом Виткус. Пороха он не выдумает, но по душевности нет в кузне равного Иозасу.
Тут же лежали эскизы крюка и технологическая карта. Ну, уж это ребята перестарались. Будто они не знают, что я ковал их всегда наизусть. Да, наизусть! И притом без припусков, хоть сейчас вешай на кран. Это даже нахальство – подсовывать мне шпаргалки. Штучки Стефана, надо думать. Он же каждый день ставит перед свой эскиз, как икону. А у меня вся эта технология и какие там диаметры сечений в голове, в пальцах, в крови!
