Яснее сказать было нельзя. В разгар войны концерн «ИГ Фарбениндустри», уповая на милость врагов и блюдя свои экономические интересы, саботировал важный научный проект, хотя его руководители знали о всех тех возможностях, что открывает военным расщепление атома.
Слухи об этом ходили в Германии давно. Изменилась лишь их окраска. Прежде говорили, что немецкие ученые вот-вот разработают «чудо-оружие». Теперь с ужасом ждали, когда же американцы – вдобавок к своим «ковровым бомбардировкам» – применят это «чудо-оружие», уничтожающее целые города.
В июне 1944 года майор Бернд фон Браухич, адъютант Геринга, приехал к Гейзенбергу и сказал, что, по слухам, исходящим из немецкого посольства в Лиссабоне, американцы в ближайшие шесть недель сбросят атомную бомбу на Дрезден, если Германия не капитулирует. Обеспокоенный рейхсмаршал направил своего адъютанта немедленно разобраться в тайнах современной физики и понять, возможен ли этот роковой удар. Гейзенберг предположил, что американцы вряд ли сумели создать эту бомбу.
Тревожный звонок прозвучал. Вскоре последовал новый. В августе корреспондент «Stockholms Tidningen» сообщал из Лондона:
«В США ведутся эксперименты с новой бомбой. Материалом служит уран. Если удастся высвободить силы, таящиеся внутри него, раздастся взрыв невиданной прежде силы. Бомба весом пять килограммов оставит воронку глубиной километр и радиусом сорок километров. На расстоянии 150 километров взрыва все здания будут разрушены».
К счастью для профессора Шумана, по-прежнему представлявшего интересы военных в атомном проекте, на эту публикацию не обратили внимание «на самом верху». Да и обстановка не располагала отвлекаться на какие-то «фантастические заметки». Слишком стремительна была круговерть событий: Штауффенберг, покушение, двадцатое июля, аресты, Народный трибунал. В растерзанной стране нет времени верить слухам – и без того сбываются самые мрачные пророчества.
Сам же профессор Шуман никогда не стал бы убеждать Гитлера в достоинствах атомной бомбы. Он был сибарит, он любил музыку больше физики и догадывался, что Гитлер, узнай только о новом «оружие возмездия», немедленно потребует от ученых и их начальства создать такую же бомбу за каких-нибудь полгода. А эту мифическую бомбу создавали вот уже несколько лет и все так же были далеки от цели. Не лучше ли фюреру не слышать о ней и впредь? Шуман, как и Эзау, предпочитал спать спокойно.
Впрочем, Гитлер все-таки услышал о новой бомбе и даже говорил о ней. Пятого августа 1944 года фюрер беседовал с Кейтелем, Риббентропом и румынским маршалом Антонеску. Он упомянул, что в Германии созданы уже четыре вида секретного оружия: например, «Фау-1», «летающая бомба», и «Фау-2», «ракета». Есть еще оружие такой мощи, что в трех-четырех километрах от места взрыва все люди погибнут…
Фюрер отвлекся и не договорил до конца. Маршал Антонеску более его не видел. Мы так и не узнаем никогда, что за «четвертое оружие» имел в виду вождь. Возможно, это была пустая болтовня, попытка запугать своих врагов. Действие же атомной бомбы Гитлер представлял себе довольно-таки верно, и маршал Антонеску, доживший до взрыва в Хиросиме, имел возможность в этом убедиться.
Двадцать девятого августа 1944 года сразу после освобождения профессора Жолио-Кюри доставили в Лондон. На допросе он рассказывал, что в годы оккупации в его лаборатории работали несколько немецких физиков, в том числе профессор Эрих Шуман, професор Вольфганг Гентнер, профессор Вальтер Боте и другие. Они отремонтировали циклотрон и использовали его для исследований, не имевших никакого отношения в войне. Офицеры американской контрразведки, допрашивавшие его, считали, что Жолио скрывает от них правду.
Тем более что в сентябре 1944 года, после освобождения Брюсселя, в руки американских контрразведчиков попали документы фирмы «Union Miniere», из которых они узнали, что в 1940—1943 годах немцы закупили у этой фирмы более тысячи тонн урановых соединений.
Это уже вызвало настороженность. А 24 ноября 1944 года, изучив данные фоторазведки, англичане пришли к выводу, что немецкие атомные лаборатории находятся к югу от Штутгарта, в районе Хехингена.
«Нужно что-то предпринять», – решили союзники. Однако история распорядилась без них. Еще в середине сентября работы над атомным проектом практически остановились. Фабрики лежали в руинах, лаборатории спешно эвакуировались. Во время одной из бомбардировок сгорели цеха франкфуртской фирмы «Дегусса», изготавливавшей металлический уран.
Правда, уцелел склад, где хранилось пока еще необработанное сырье. На грузовиках его повезли в Рейнсберг – местечко неподалеку от Берлина. К концу декабря здесь соорудили новую установку для переработки урановых соединений. Едва работа была окончена, как произошла новая катастрофа. Советские войска прорвали Восточный фронт и двинулись на Берлин. Установку снова разобрали на части и спешно вывезли в Тюрингию, но она так никогда больше и не заработала.
Туда же, в Тюрингию, в местечко Штадтильм, пришлось уезжать и группе доктора Дибнера, который, наперекор Гейзенбергу, создал свой оригинальный урановый реактор. Теперь ученые поселились в старом школьном здании, чей подвал наверняка был неуязвим для бомб. Посреди подвала вырыли огромную яму, чтобы поместить туда реактор с брикетами оксида урана, с тяжелой водой и графитом. Эти брикеты – целых десять тонн – они заказали еще в мае; изготавливала их все та же фирма «Дегусса».
В ноябре были остановлены все работы по обогащению урана-235, что велись в Кандерне, близ швейцарской границы. Этого ожидали давно. Уже в сентябре стали готовиться к будущей эвакуации; еще тогда Хартек и Байерле отметили, что «Фрайбург и Кандерн лежат в опасной близости к линии фронта». Однако ультрацентрифугу не торопились вывозить из Фрайбурга, продолжались монтажные работы и в Кандерне. Власти не торопились избавляться от иллюзий. Они все еще верили, что в войне произойдет перелом. Лишь 24 ноября начали демонтировать лабораторию во Фрайбурге. Едва оборудование было вывезено в городок Целле под Ганновером, как наступил роковой день – 27 ноября. В этот день авиация союзников разрушила весь Фрайбург. Очень сильно пострадали цеха фирмы «Хеллиге», изготовившей центрифугу.
На новом месте лабораторию оборудовали в помещении прядильной фабрики, где еще недавно изготавливали шелк для парашютов. Хартек распорядился не оставлять несколько опытных образцов центрифуги в одном и том же здании. Поэтому часть их отвезли в Гамбург и укрыли в бункере.
Вот так в ожидании новых бомбардировок ученые силились избежать потерь. В конце 1944 года в Гамбурге собрались на совещание Хартек, Грот, Байерле и Зур – вся четверка ученых, которая в основном и занималась опытами с центрифугами. Вот итог: «Надо как можно быстрее изготавливать UZ III A [13]». Тринадцатого декабря им позвонил Дибнер: по его словам, Герлах обещал, что на следующий год этот проект получит новую высшую степень срочности – Z1.
Между тем в середине декабря для профессора Гейзенберга, Макса фон Лауэ (ему исполнилось 65 лет)
