Когда-то юный Илья и сам пересек невидимую линию, но до сих пор не мог забыть, как перевернулся с ног на голову казавшийся таким знакомым мир.
Листопад вырвался из кокона, набрался решимости и готов нанести удар. Прямо сейчас.
На этот раз Илья даже не стал петлять, сбрасывая с хвоста приставленного комендантом соглядатая. Дождался, пока переодетый в штатское офицер дойдет до угла, где притаился Леший, шагнул навстречу.
И взглянул прямо в глаза так, что у молодого поднебесника подогнулись ноги. Надвинулся, хорошо представляя, какое впечатление производит на офицера. Медленно покачал головой, дернул разбитой губой. Китаец исчез с глаз со скоростью пули. Виду, что догадался о разоблачении, не подал, но затерялся в толпе испуганным зверьком, больше в поле зрения не попадаясь.
Возможно, связался со своими, перепоручил советника кому-то из коллег, но на это Вебер плевал – необходимое время он выиграл, растворяясь в глубинах ПТК. Еще в посольстве, сразу после разговора с Терпением, Леший внимательно изучил карту, в том числе и сегменты, не попадавшие в «официальные туристические путеводители».
Работники пытались было прикинуться, что ничего в запросах советника посла не понимают, но уровень прав доступа сделал свое дело. Уже через несколько минут «балалайка» Ильи впитывала все, что сибиряки сумели тихонечко собрать о закрытых территориях «Ильи Муромца».
Затем Вебер прямо в посольстве, вскрыв неприкосновенные запасы офиса, набрал побольше еды. Он не знал, сколько времени проведет в засаде, но настраивался на пару-тройку дней, забив найденную на складе сумку пачками галет и банками синтетического мяса.
Забросив увесистую ношу за плечо, Леший молча покинул офисный бокс, провожаемый недоумевающими взглядами работников. Большинство их, не посвященное в ценность нового сотрудника, до сих пор не могло понять, что делает среди добропорядочных чиновников этот рослый мужчина в спортивном костюме и с разбитым в кровь лицом…
А затем побежал – легким пружинистым шагом, кое-как лавируя в потоках китайских рабочих, запугав наблюдателя и перестав размышлять обо всем, кроме того, что нужно спешить…
Комплекс жил размеренной и скучной жизнью труженика, заступая на смены и возвращаясь с них на заслуженный отдых. Китайский рабочий, ставший не только плотью и кровью, но и символом «Ильи Муромца», послушным муравьем полз по ярусам комбайна, ел, пил, спал, употреблял алкоголь и наркотики, трахался, воровал и снова полз работать.
Ощущая, как давят на его плечи низкие потолки палуб-коридоров, Илья вдруг поймал себя на мысли, что хочет как можно скорее убраться отсюда. Хоть через Саяны пешком, но лишь бы наконец вырваться из темных и тесных ярусов, забитых китайскими работягами…
Несколько раз он встречал чужестранцев: таких же белых ворон, какой являлся сам. Журналисты, от усталости едва переставляющие ноги, продолжали сновать по лабиринту «Муромца», снимая свои документальные шедевры. Было хорошо заметно – многотонный груз пожравшего приезжих железного бегемота давит и на них, делая лица серее, а движения медлительнее и скупее.
Оставляя за спиной многолюдные уровни и цеха, Вебер торопливо продвигался в глубь прокладочного комплекса. И все равно убедился, едва достигнув нужного места, что безнадежно опоздал…
– Терпение меня грохнет… – прошептал он, замирая в тени и осматриваясь.
В кормовых этажах было мрачно и душно. Освещенным оказался только один широкий коридор, с легким изгибом уводящий вперед. Словно хлебные крошки Гензеля и Гретель, он манил вперед, даже не пытаясь скрыть недавнего присутствия чужака.
Вынув из кармана телескопическую дубинку, уже не раз выручавшую его за время командировки, Илья зашагал вперед. Необходимость в многодневном запасе пищи отпала, а потому он аккуратно поставил ненужную сумку у стены…
Шел медленно, внимательно прислушиваясь и с опаской заглядывая в боковые ответвления. Карта сообщала, что справа находится угольный склад, это подтверждал легкий специфический запах. Где-то слева располагались склады летательных аппаратов и цистерна с водой. Однако совсем скоро план палуб потерял актуальность – в конце коридора Вебер заметил массивную круглую дверь, приоткрытую на несколько пальцев.
Внутри шуршали системы вентиляции, потрескивали набирающие накал лампы дневного света, где-то на глубине гудели мощные промышленные аккумуляторы. Застыв на пороге, Илья осмотрел верхний отсек бункера, вдруг разобрав громкое бормотание, доносящееся с минус-второго этажа…
– Вот, значит, что ты такое?! – сдавленно выкрикнул кто-то по-русски.
В ту же секунду Вебер шагнул ко входной двери, с неаккуратным шумом захлопывая округлую створку. Капкан закрыт, и если Листопад не умеет превращаться в змею или насекомое, он попался. Осталось лишь понять, как много вреда ломщик успел причинить чуду китайской техники…
Леший достиг винтовой лестницы, с тревогой вслушиваясь в сигналы компьютеров ПТК о сбое. Не теряя времени, двинулся вниз. Выставив перед собой трость, спустился на средний уровень убежища, невольно бросив взгляд на массивные батареи Ллейтона, гнездящиеся еще ниже.
Подошвы его ботинок были отрегулированы для бега, а потому звук шагов почти не доносился до находящегося внизу человека. Тем большим стало удивление Ильи, когда он обнаружил, что одинокий обитатель резервных штабов оказался готовым к его визиту.
Бледный, тощий младший Гринивецкий выглядел жалким и подавленным. Лицо юноши покрывала серая пыль. Там, где еще недавно покоился парик, ее было меньше, отчего лысая голова ломщика неестественно блестела. Степан стоял столбом, держась за спинку кресла, словно собирался упасть без сил. На столе Вебер заметил раскрытый «раллер» с погасшим экраном, сверток психоприводов, бутылку и игрушечного солдатика.
– Ну, здравствуй, Листопад, – прошипел он, со злости прикусывая губу.
Даже небогатых познаний в тонкостях профессии машинистов хватало, чтобы понять, что внутренняя сеть китайской станции уже обрушена.
– Успел, значит, начудить?..
– А… это ты… – Степан, двигаясь медленно и сонно, снимал с себя последние элементы маскировки – накладные брови и специальные силиконовые вставки в челюсть. – Ты, вообще, кто такой будешь-то?..
Вебер внимательно осмотрелся, но только окреп в изначальном предположении – ломщик был на этаже один, по слою пыли на полу к компьютерному терминалу вела сиротливая вереница следов. На всякий случай ступая в отпечатки ботинок молодого машиниста, Илья двинулся к нему.
– Можешь называть меня Лешим… Брат прислал. Так что, Степа, много дурного сделать успел?
Он остановился в двух шагах от черенка, опустив руку с оружием. Ему отчаянно хотелось врезать щенку, возомнившему себя всесильным. Молокососу, поставившему на порог конфликта хрупкий мир с Китаем, выстраиваемый четыре долгих года. Но как бы ни чесались руки, Илья оставался профи, а потому лишь гнобил ломщика взглядом.
– Да не важно уже… Пришел меня корить?
– Нет, Степа, я пришел тебя забрать. Домой. Если понадобится, силой.
– Не будет никакого дома…
Степан швырнул силиконовые вкладки на стол. Спохватившись, принялся собирать провода и «раллер». И тут же бросил это занятие, словно разочаровавшись или что-то вспомнив.
– Реакция уже началась, комбайну конец…
Равнодушие и обреченность, с которыми Листопад отвечал ему, заставили Илью напрячься. С таким видом сообщают родным, что неизлечимо больны; с таким видом ставят в известность, что на город через считаные минуты рухнет межконтинентальная ракета.
– Кстати, Леший. – Юноша вдруг качнулся, снова оборачиваясь к нему. – У тебя еще есть шанс выжить. Если поторопишься, конечно, то покинешь комбайн до того, как он начнет разваливаться на куски…
– Ты с чего это взял, малыш?
Илья не спешил двигаться с места, примериваясь к Степану. Тот казался рослым и худым: если его вырубить, на плечах заболтается неудобным костлявым рюкзаком.
– Ну, про вот это вот… что комбайн развалится?
– Реакция запущена, – заводным болванчиком повторил Листопад. – Я видел лично. Через несколько
