какой-то, похожий на турка, фрик. Черный усатый азиат надвигался на Анюту, держа перед ее лицом ладонь с разведенными пальцами. Он еще не видел мужчин, сидящих на диване, но те уже очень отчетливо видели его. А также остальных, входящих молча и угрюмо.
– Я тебя, сука, сейчас… – Панорама открылась ему в тот момент, когда он уже хотел приложиться к макияжу Анюты. Мужики в гостиной для гостей были в диковинку. С этим стоило разобраться. Дело прошлое, так можно и дров наломать. Лучше сначала все выяснить. – С Новым годом поздравлять буду. С наступающим, Анюта Валентиновна, дорогая.
– Какой учтивый мэн, – заметил Слава. – Ну-ка, заводи сюда своих чернооких цветочниц, присядь. Разговоры разговаривать будем.
Черные, как чугунки, подчиненные таджика в недоумении топтались в гостиной. С дивана ситуацией рулил какой-то бледнолицый. Конкуренты по выколачиванию долга?
– Где Колобок? – спросил Гера, вставая с дивана.
– Гера, ты не ту задницу кусаешь, – проговорил Слава. – Эти люди не знают, где Колобок. Они по другому вопросу.
– А вы кто, люди добрые? – поинтересовался один из таджиков.
– Друзья Анюты, – бросил Антоныч. – А вы?
– И мы друзья Анюты.
– Врет он все! – вскричала пьяненькая Анюта. – Они меня убивать пришли!
– Вай, – сказал таджик, и его друзья закачались, как березы на ветру. – Зачем хороших людей обижаешь, Анюта Валентиновна? Сейчас выясним, кто есть кто. А потом уже и говорить можно – убивать, не убивать…
Потрогав его за плечо, один из его друзей начал что-то болтать на родном для них языке. Это очень не понравилось Славе. Он не владел таджикским, но смысл произносимого ему был ясен и при отсутствии переводчика. Еще больше ему не понравилось лицо главного таджика, который не одернул своего человечка, чтобы тот разговаривал на русском. Если не хочешь, чтобы тебя заподозрили в нечестном поступке, всегда говори на языке, доступном для оппонента. Ни один из приезжих не поступит так, как сейчас поступил таджик. Однако главный таджик не остановил дружка, а лишь пошевелил губами. Он еще мгновение назад смотрел на Славу, а после перевел взгляд за его спину.
Все решило мгновение. Слава готов был поклясться, что Антоныч развесил уши и находился в том убаюканном состоянии, которое обычно приходит в спокойном разговоре. Но дальнейший ход событий заставил его поверить, что Антоныч, как и прежде, умеет одновременно делать сразу несколько дел.
В тот момент, когда говорун из таджикской свиты нырнул рукой за отворот пиджака, Антоныч вскочил, схватил со стола бутылку и обрушил на его голову.
Это было последнее, что увидел Слава в относительном спокойствии. Все последующие события происходили не только для него, но и, наверное, для всех, как в сумасшедшем сне. Разница лишь в том, что в экстремальной ситуации люди мгновенно делятся на тех, кто в состоянии мгновенно анализировать и принимать верные решения, и на тех, кто сразу перестает думать, а потому совершает совершенно необъяснимые вещи.
Бывший борец Антоныч, к счастью, относился к первым.
Не останавливаясь, он с разворота врезал левым хуком стоящему справа от него таджику.
«Пять минус два», – подытожил Гера с удовольствием.
Все шло чередом. Анюта, трезвея с каждой секундой, визжала так, словно били ее. На самом же деле она сидела у переборки под иллюминатором. Ее голос рвался из легких на одной ноте си и не хотел останавливаться даже на мгновение. Звуки смачных ударов мужских рук и ног тонули в этом вопле, как матюки диспетчера гражданского аэропорта при виде садящегося на летное поле сверхзвукового истребителя.
Слава сделал первый выпад. Его рука просвистела мимо головы таджика и ударила по картине, на которой был изображен вульгарный портретик полуголой девицы. Картина слетела с крюка. Грохот упавшей рамы подействовал на таджиков возбуждающе. Один из нападавших ударил Геру по руке, и каминная кочерга, описав по воздуху замысловатую траекторию, улетела за диван. Второй таджик навалился на Славу, и тот подломился, как тростинка.
Несмотря на очевидную необходимость, никто из таджиков так и не решился выстрелить. Все они были вооружены так, словно шли не в каюту одинокой женщины, а на штурм посольства. Антоныч, наблюдая за полетом кочерги, на мгновение потерял концентрацию и тут же почувствовал легкий удар в подбородок…
Открыв глаза, он понял, что лежит на полу, а легкий тычок, что он только что пережил, – это профессионально поставленный мощный удар, следствием которого явился нокдаун. Судя по тому, что он еще продолжал шлифовать карманами джинсов паркет, это был на самом деле нокдаун. При нокауте он пришел бы в себя лишь спустя некоторое время. В момент своей остановки у дивана он понял, что схватка проиграна. За время этого короткого столкновения он успел отослать в мир иллюзий двоих из этой славной пятерки. Но был еще третий, для которого драка стала неожиданностью. И теперь он одной рукой держал пистолет, а второй прижимал штаны к своему заду. Эти штаны распространяли по каюте смрад, и его не выдержал даже таджик, лежащий на Антоныче. Вонь была настолько сильна, что полностью отшибла у него желание говорить на родном языке.
– Иди в сортир!.. – орал он, вращая глазными яблоками. – Шакал обосранный! Уйди отсюда, падла!..
Еще один таджик стоял посреди комнаты с пистолетом и полностью контролировал ситуацию.
– Господи, у меня туалет с ванной спарен! – вдруг вскричала Анюта.
– Самое время стесняться неудобной планировки!.. – проскрипел из-под таджика Слава. – Ладно, урюки, ваша взяла!.. Только я не пойму – дальше-то что? Сейчас-то что делать будете?
Таджик сполз с него и поднялся на ноги. Окинув взглядом обстановку, он сделал однозначный вывод:
– А что дальше. Дальше она отдает нам деньги, а вас, неверные, придется порезать.
– Тут неверных нет, – возразил Гера. – Среди нас только один женатый, да и тот спит.
– Нам нужно, чтобы у вас память отшибло. И ты еще спрашиваешь, дорогой, что дальше?
Подняв с пола чей-то пистолет, он стал разглядывать его так, словно впервые видел.
– Стрелять придется. Билять, не хочу. А что делать? – Он поморщился и резко оглянулся. – Да уйди ты, сука, в сортир!! Вытряхни свой навоз, иначе в море искупаю! Шайтан-майтан…
Антоныч проводил обгаженного боевика взглядом. На полу лежало оружие, но оно было так далеко, что любое его движение оба эти таджика остановят на полпути. Они стояли посреди комнаты в трех метрах друг от друга. И Слава, и Гера, будь у них хотя бы секунда форы, могли дотянуться до каждого из них, но… Но только дотянуться. Далее последуют два выстрела, и все закончится.
Щелкнула защелка на двери спаренного санузла, и зловонный таджик вошел внутрь.
Антоныч успел заметить, как молниеносно перекрестилась уже полностью протрезвевшая Повелкова. Этот жест человека, живущего не по закону божьему, он отнес за автоматический жест любого приговоренного к смерти. Развернувшиеся через мгновение события заставили Антоныча усомниться в собственных догадках…
Из санузла, за спаренность которого так переживала Анюта, раздался визг на два голоса.
Оба таджика обмякли, как матрасы, и машинально повернули головы в сторону ванной комнаты.
Это была фора, которой так не хватало Антонычу.
События для таджиков стали развиваться столь же стремительно, как и минуту назад жизнь крутилась перед ним. Стоящий перед Антоном таджик почувствовал удар, после которого его ноги оказались выше головы. Едва он успел испытать потрясение от удара затылком о пол каюты должницы Повелковой, как прямо перед собой увидел напряженное лицо Антоныча.
Антоныч всегда ценил те мгновения, когда на ковре противник слегка раскрывался и терял над ситуацией контроль. Сейчас же, когда небритое лицо было в полуметре от него, внизу, а волосатые руки, которые должны были это лицо закрывать, были раскинуты в сторону, как крылья, он едва не рассмеялся от счастья.
В тот момент, когда Антоныч еще подсекал растерявшегося таджика, Слава понял, что перед ним
