– Для самой красивой девушки на свете… с редким именем… Исполняется песня «Только Женя»!
Он запел:
Не было в природе такой песни. Была другая. Но теперь другой не стало. Была «Только Женя». Только Женя была, блин!..
Кабан не отводил с девушки глаз и на ходу импровизировал, меняя в песне слова.
Только Женя…
Кабан исполнил песню, ни разу, наверно, не сморгнув. Кто она такая, эта девчонка? Красивая… Дело не в этом… Все девчонки красивые. Дело в том… Просто такого с ним еще не бывало! Сколько девчонок он перетрахал! По Хонде с ума сходил!.. А любви с первого взгляда никогда у него не было. Даже Хонду он полюбил не с первого взгляда… А тут… Господи… Тут с первого взгляда, блин!..
– Кабан, кунэм астэд берянэ ку ворот цакат! Ты че играешь, разъебай влюбленный?! – прокричал Шоник в микрофон.
Кабан понял, что перепутал аккорды. Он прижал струны ладонью.
А Оленька похвалила:
– Офонареть, Кабан! Так обалденно ты еще никогда не пел!.. Я тобой сама залюбовалась.
– Шоник, я отойду на минут на двадцать…
– Хоть на сто двадцать!..
Кабан снял гитару, отдал Рине и пошел, словно на подиуме себя демонстрировал, прямиком на Женечку держа курс.
– Блядь!.. Вы только посмотрите, как он идет! – восхитилась Оленька.
– Как тореадор, блядь! – сказал Шоник.
Кабан подошел к Жене, протянул ей руку.
– Пойдешь со мной…
– Пойду…
Она вложила свою ладошку в его ладонь, измозоленную струнами.
И Кабан увел Женечку.
А Шоник сказал в микрофон:
– Слушайте, как это будет дальше…
– Ни фига так не будет! – сказала Рина, когда Шоник кончил петь.
– Да что ты?!
– Ничего ты не понимаешь. Я вижу, это у них надолго. Девушки это чувствуют, можешь мне поверить. Будет так, можно?
Она взяла гитару и запела песню «Для тебя», которую исполняют» Звери».
– Да хрен вас, баб, разберет… Как будет, так и будет.
Кабан появился не через двадцать минут, как обещал. И не через сорок. Он приплыл через два часа. Такой, блин, неузнаваемый. Странный, блин, такой. Как чокнутый. В общем, по уши влюбленный. Взял свою гитару и отгитарил девятнадцать песен без единой остановки, как ошпаренный. Девятнадцать! Подряд! Это что-то с чем-то!.. Он бы и двадцать пропел, а может, и все тридцать, но пальцы в кровь разбил.
Шоник засобирался к сестренке. Упаковал гитару, куклу положил в пакет. Медведь, молча, сгреб все деньги с чехла и отдал цыганенку. Ему они очень понадобятся, а девчонки сейчас нааскают. Шоник попрощался и нырнул в метро.
Возле музыкантов остановился какой-то пьяный дядька.
– Мужики, а где здесь «Кружка»? Вот не могу найти я ее… ик!..
– А мы тоже не знаем… – сказал Кабан и тронул струны.
– Да ладно вам, – дядька достал из кармана помятый полтинник и кинул его в кепку Рине.
– Прямо вдоль вокзала, а потом направо. Там увидишь.
– Спасибо… – ответил мужик, достал еще один полтинник и заказал, с трудом ворочая языком: – «С- сектор газа»…
Заказ был мгновенно выполнен. Мужик был настолько пьян, что забыл про «Кружку». А главное, из его хмельной башки совершенно выветрилось, что он уже кинул сотню на чехол. Он очередной полтинник выложил со словами:
– Звиняйте, больше полтоса дать не могу.
Клевый попался слушатель. Оленька даже купила ему пиво. Он отпил треть бутылки и плюхнулся на ступеньки возле выхода из метро. Надо думать, он и так бухой, а Оленька нежными своими пальчиками подсыпала ему в пиво азалептин. Называется, «не можешь сам больше полтоса дать, мы тебе поможем». Они сняли с него семь тысяч рублей и неплохой мобильник.
Кабан сразу помчал на скупку, которая была тут же, на вокзале. Покупка и продажа вроде как б/у, на самом-то деле легальных б/у было раз-два и обчелся. Все остальное краденое.
У дверей скупки Кабан встретил Двух Коль. Они были очень расстроены. Один Коля длинно рассказал о том, как Два Коли уснули с комбиком и двумя гитарами, а проснулись с двумя бутылками пива, на одной из которых маркером кто-то накалякал всем знакомое слово из трех букв, а на другой – то самое и нарисовал, что это слово означает. Выслушав, Кабан ухмыльнулся, пожал плечами и сказал:
– Вася – это не имя. Вася это диагноз. Так вот – ты не Коля, ты Вася! Сколько тебя раз Цыган учил: «Не бухай, Вася, с незнакомыми людьми, не бухай». А Вася, хули, ему бы, главное, денег поменьше тратить. Экономист! Вам же в пиво азалептину насовали…
– Это кто-то из наших…
– Ты так уверен?
– Стопудово… Захожу сегодня на скупку и вижу… Наши гитары и комбик наш. Их там, конечно, много похожих… Но птичка насрала именно на мой. А они даже не дернулись протереть его!
– Вась, ну ты и тупой. Ты еще тупее, чем я думал. На эту скупку со всей Москвы все тащат. И даже из других областей. Ты видел, сколько там всего? Их не только птички, коровы обсерают…
– Что же нам теперь делать?
– На Плешку дуй! На панель становись! – заржал Кабан.
Он-то знал, кто отработал у Коль-Вась аппаратуру. Сами могли догадаться. Было так: Коля-волосатый случайно, а может, и не совсем случайно, встретил в «Кружке» жену Цыгана. Она одна пришла. Сам Цыган где-то промышлял. Они мило провели время. А потом Коля встал работать. Жена Цыгана, чтобы не скучать, решила послушала его песни. Ну, Коля, балбес, раздухарился и во всеуслышание посвятил ей какую-то балладу. Естественно, второй Коля был на аккомпанементе. Волосатый еще и кучу комплиментов наговорил. Кто-то из знакомых видел эту картину и донес Цыгану. Тот был в бешенстве, вообще кастрировать этого Колю собирался. Но поступил иначе, с выгодой для себя. Подговорил своего дружбана, с которым Два Коли не были знакомы, и он, якобы восхищенный их пением, отблагодарил Двух Коль тем самым пивком, с картинками и азалептином. А их аппаратура, включая обосранный птичкой комбик, оказалась на скупке.
Кабан сердечно попрощался с обоими Колями-Васями и переступил порог скупки. Чего здесь только не было: гитары, комбики, мобильники, МР3, CD, DVD, КПК, золото, серебро, магнитолы из машин, синтезаторы, даже телевизоры и компьютеры. И кому какое дело, что тут краденое, а что – нет. Подходи, покупай и не спрашивай.
Народу в этот раз не было, только какой-то залетный вор, видимо, немой. Скинул две магнитолы.
