Мама, я свастику люблю!
Мама, я наколки наколю,
На предплечье правом – Гитлер, на спине, бля, крест фашистский.
Будем отнимать мы у богатых ха-ха!
Закончив петь, она распахнула окно и пошла на кухню. Хотелось чаю. Замок на двери щелкнул – пришел дед.
– Валерия, привет.
– Здорово, ты че так упился вчера?
– Да ла-адно!
– Че ладно? Расческу с телефонной трубкой перепутал, мешок мусорный в раковину поставил…
– Правда?
– Кривда! А еще взял второй том Ленина и с балкона, как с трибуны, во всю глотку цитировал!
– Ну, это я еще помню, а про раковину…
Дед уселся за стол, Лера налила чай и разделила рогалик.
– Ну и че там по телику? – спросил дед.
– Теракт в Грозном – уазик военный взорвали.
– Когда ж это кончится…
– Да уж, не говори.
– А про выборы че?
– Ну, у КПРФ твоей 40 % избирателей – даже больше, чем вчера.
– Отлично, я за это выпью!
– Да ты за все, что угодно, выпьешь, – улыбнулась Лера.
– И за это тоже! Пролетарии всех стран, опохмеляйтесь! – дед достал из своей неубывающей заначки пузырь и прямо из горла глотнул, закусил рогаликом. – Хорошо! Как только ее беспартийные пьют?
– Так же, как партийные. Коммуняки…
– Коммунисты всегда умели пить. И не пьянели, – дед нравоучительно поднял палец. – Пьянеть им было нельзя.
– Ну да, не пьянели, – дразня деда, перебила Лера. – Сами же Союз и пропили.
– Союз Ельцин пропил. Как только из партии вышел, так и стал пропивать, – и в свою очередь перешел в наступление на Леру. – Слушай, а чего это твои кореша так по-идиотски тебя приветствуют?
– С чего ты взял, что по-дурацки?
– А то нет?! «Хайль Гитлер»… Разве это не дурость? Вы же называете себя русскими националистами. Русскими! И «Хайль Гитлер»… Мы ему жопу надрали. А вы – «Хайль Гитлер». Ну, не глупость ли? При том не просто глупость, а несусветная глупость. Согласись.
– Ну, это просто ритуал такой, – Лера не знала, как возразить деду. – Не я это придумала.
– Слава КПСС, что не ты.
– К тому же, дед, приветствуя друг друга, мы говорим «Зиг хайль», а не «Хайль Гитлер».
– Какая разница? Что в лоб, что по лбу. А эту гадость, «Майн кампф», по кой хер читаешь? И еще этого мудака – Муссолини…
– Разобраться хочу. Сама…
– Да с ними давно уже разобрались! А вы всякий хлам из могил повытаскивали. Остолопы, одно слово.
– А коммунисты твои не остолопы? – ехидно спросила Лера.
– Остолопы, – вздохнул дед. – Если такую страну просрали, то, конечно, остолопы. Тут и спорить нечего.
Он огорченно опорожнил внеочередную рюмку и сердито откусил рогалик. Помолчали. Разговор разладился.
– Мать-то где? – спросил дед, заскучав.
– На собрании.
Они допили чай, Лера вымыла посуду и собралась гулять.
– А бабки откуда?
– Мать дала на фарш.
– Без фарша посидим, не хера! Мне Витька угостить надо!
– Хорошо, уговорил. Но перед матерью сам будешь оправдываться. Пошла я, закрой.
Лера, хитря, согласилась. Мать вернется с собрания наверняка в разобранных чувствах, и тогда уж дед разделит выволочку вместе с Лерой. Если поделить на два, ей меньше достанется.
Она перешла дорогу и оказалась во дворе Максима. В беседке сидел незнакомый ей скин. Она поняла, что это – тот самый.
– Парниш, Слава России! Ты Макса Свинцова знаешь?
– Слава! А это ты – Лера?
– Да.
– Я Кольян, то есть Коля.
Они пожали руки у локтей – так принято у скинхедов.
– Что ж, будем знакомы. Пойдем. Сведу тебя с нашими. Бригада у нас именуется «Юго-Восточные Штыки». В ней 58 человек, в том числе три девчонки. Если тебя интересует, две из них – шалавы. Всю бригаду ты сразу не увидишь. Сейчас – максимум 20 бойцов явятся. Все мы собираемся только на дело.
И точно. Около двадцати бритых сидели на лавочках во дворе, куда Лера привела новичка. Поздоровавшись со всеми, Кольян предложил отметить пивом знакомство. На пьянку Лера не осталась – еще надо писать сочинение по литературе, заданное неделю назад. Она давала списывать отстающим, а подводить класс не могла. Штык напомнил ей про налет на еврейскую школу во вторник в час дня.
Дома, конечно, ее ждал разнос, но вопреки ожиданиям, так – не очень… Маме рассказали про Алиева, однако, рассудив, что Максим защищал ее дочь, она быстро успокоилась. К тому же, как и предполагалось по плану, досталось и деду. Даже крепче, чем Лере. За пропитые им деньги, оставленные матерью на фарш.
Перебаламутив семейку, она села за сочинение, а потом принялась за «Майн кампф». В два ночи пришла SMS-ка от Максима: «Спокойной ночи, солнышко. Сижу вот на берегу речки, скучаю. Люблю, целую… »
Лера ответила и вырубилась.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Луч солнца осветил лицо Леры, и она открыла глаза. Спешить было некуда, но она заставила себя встать. Посмотрела в окно. Почувствовала, что Улица дышит сегодня легко и свободно. Асфальт по- прежнему радуется, вминая в себя шаги прохожих. Тихо покачиваются провода над дорогами, как гирлянды мелькают светофоры. Несутся машины. Много дорогих иномарок. Проносятся мимо, оставляя шум… Да, Улица – это живое существо. Оно дышит, питается нашими чувствами и размножается нашими мыслями. Как ты примешь Улицу, так и она примет тебя. Для Леры это утренняя прохлада глухих подворотен и широких людных проспектов. Для кого-то всего лишь отвратительная автомобильная гарь – как отнестись.
Сегодня вторник – сегодня разгром еврейской школы. За несколько дней до этого Штык, собрав всю бригаду, объявил об этом. Кто-то с недоумением спросил, зачем соваться в еврейскую школу. Лидер как-то туманно ответил: «Такой приказ… А приказы не обсуждаются». Ну, не обсуждаются, значит, не обсуждаются. И теперь Лера ощутила, что Улица на ее стороне. Это ощущение вселяло уверенность в успешном исходе акции.
Дед и мать еще спали.
Лера оделась нейтрально, чтобы не привлекать внимание милиции. И написав на листочке: «Буду в пять», вышла из дома. Через час она была у метро «Чистые пруды». Там все и собрались. Человек пятьдесят, одетых в черно-синее и в тяжелых ботинках, ловили на себе равнодушные взгляды метрошных ментов. Штык окинул бригаду взглядом: «Ну, вроде все, кто смог, в сборе… Вперед!» Бойцы двинулись за Штыком по Мясницкой. Местное быдло смотрело на скинов тоже не очень дружелюбно, но обошлось без стычек. Лидер загорланил маршевые кричалки.
