Полное собрание рассказов

Ивлин Во Полное собрание рассказов

РАВНОВЕСИЕ Рассказ о добрых старых временах широких брюк и джемперов с воротником-стойкой © Перевод. Д. Вознякевич, 2011

Вступление

— Знаете, я не смогу прочесть свою характеристику Адама. То, что я написал, недоброжелательно.

— О, Бэзил, ты должен.

— Пожалуйста, Бэзил.

Так происходило всякий раз, когда Бэзил играл в словесные игры.

— Нет, не могу, смотрите, листок весь измят.

— О, Бэзил, дорогой, прочти.

— Бэзил, пожалуйста.

— Бэзил, ты должен.

— Нет-нет. Имогена разозлится на меня.

— Нет, не разозлится. Правда, Имогена?

— Имогена, скажи ему, что не будешь злиться.

— Бэзил, прочти, пожалуйста.

— Ладно, если обещаете, что не возненавидите меня.

И он разглядел листок бумаги.

— Цветок — Кактус.

— Выпивка — Ром.

— Ткань — Байка.

— Мебель — Конь-Качалка.

— Еда — Оленина.

— Адрес — Дублин.

— И Животное — Боа-констриктор.

— О, Бэзил, просто чудесно.

— Бедняга Адам, я никогда не думал о нем как о дублинце. Разумеется, это превосходно.

— Почему Кактус?

— Совершенно фаллический, дорогая, и колючий.

— И такие вульгарные цветы.

— Боа-констриктор — это блестяще.

— Да, конечно, его пищеварение.

— И не может жалить, только стискивает.

— И гипнотизирует кроликов.

— Я должен нарисовать Адама, гипнотизирующего кролика. — Потом: — Имогена, неужели ты уходишь?

— Мне необходимо. Я ужасно хочу спать. Не напивайся и не буди меня, ладно?

— Имогена, ты злишься на меня.

— Дорогой, я слишком устала, чтобы на кого-то злиться. Доброй ночи.

Дверь закрывается.

— Дорогой, она вне себя.

— Я знал, что так и будет, не нужно было принуждать меня к чтению.

— По-моему, она весь вечер вела себя очень странно.

— Она сказала мне, что обедала с Адамом перед тем, как ехать сюда.

— Наверно, переела. С Адамом всегда переедаешь, ты не находишь?

— Просто либидо.

— Но, знаете, я все равно горжусь этой характеристикой. Интересно, почему никто из нас не подумал раньше о Дублине.

— Бэзил, как думаешь, мог вправду быть у Имогены роман с Адамом?

Обстоятельства

ПРИМЕЧАНИЕ. Гледис и Ада — кухарка и горничная из небольшого дома в Эрлз-Корте и говорят соответствующим образом.

Разговоры в фильме взяты бывалым кинозрителем из жестов актеров; только те фразы, что написаны заглавными буквами, являются настоящими «титрами».

КЛУБ «ВАСИЛИСК», ПОЛОВИНА ТРЕТЬЕГО НОЧИ ЦЕНТР НОЧНОЙ ЖИЗНИ ЛОНДОНА

«Рисованный титр» представляет собой изображение бутылки шампанского, бокалов и комической маски — или она зевает?

— О, Гледис, уже началось; так и знала, что мы опоздаем.

— Ничего, дорогая, я вижу проход. Послушай… Извините. Подумала, что это место свободно, правда.

Эротическое хихиканье и легкая борьба.

— Убери руки, дай пройти, нахальный мальчишка.

— Гледис, вот два места.

— Ну и ну — хотел посадить меня себе на колени.

— Иди сюда. Слушай, Гледис, что это за картина? Комедия?

Экран почти совсем темный, словно пленка при съемке сильно передержана. В мерцающем, но ярком освещении появляется большая толпа, люди танцуют, разговаривают, едят.

— Нет, Ада, это молния. По-моему, это буря в пустыне. Я недавно смотрела такую картину вместе с Фредом.

ВСЕ ЛЮБЯТ МОЮ ДЕВУШКУ

Крупным планом — голова девушки.

— Это его девушка. Вот увидишь.

Это довольно красивая голова, коротко остриженная, величественно сидящая на шее. Зритель едва начинает оценивать ее изящную лепку — скверная пленка не дает ясного впечатления о ней, — как голова исчезает и вместо нее появляется полный пожилой мужчина, играющий на саксофоне. Фильм становится непонятным — в духе более современных киностудий на континенте: саксофонист стал центром какого-то водоворота; лица появляются и исчезают; фрагментарные титры пропадают раньше, чем их успевают прочесть.

— Ну, это, по-моему, дурость.

На более дорогих местах голос с кембриджским акцентом произносит:

— Экспрессионизмус.

Гледис толкает локтем Аду и говорит:

— Иностранец.