последующие 15 лет пришлось завоевывать этот край заново. В 1180 г. новый поход на латгалов и эстов («на Чюдь, на Очелу») совершает новгородский князь Мстислав Храбрый. «И пожже всю землю их, а сами отбегоша к морю, и ту их досыта паде», — сообщает летописец, указывая тем самым, что в борьбе с Новгородом участвовали и эсты из приморских областей, ранее не бывших его данниками. Но Мстислав в том же году умирает, последующие годы в Новгороде идет острая внутриполитическая борьба, и походы прекращаются. В 1190 году псковичи захватили на Чудском озере семь кораблей тех же поморских эстов из Виронии, видимо, направляющихся в пиратский набег. Решающий поход совершает новый новгородский князь Ярослав Владимирович. В 1192 годы его войско вновь овладевает основными опорными пунктами новгородцев в Унганди — Юрьевом и Оденпе. Однако другие эстонские области к моменту прихода крестоносцев остаются независимыми.
«Кривичи на Двинском пути». Полоцк и прибалтийские земли в XI—XII вв.
Возникновение Полоцкого княжества овеяно легендами. Юный Владимир Святославич, впоследствии креститель Руси, сватался к прекрасной Рогнеде, дочери полоцкого князя Рогволода. В оскорбительной форме она отказала ему, заявив, что не хочет «розути робичича» (по летописи матерью Владимира была ключница княгини Ольги Малуша). Разгневанный князь захватил Полоцк, сжег его, убил отца и братьев Рогнеды, а ее насильно увез в Киев и сделал своей женой. Это было в 980 г. Но через восемь лет князь Владимир ввел в терем другую жену — византийскую принцессу Анну. Терзаемая ревностью, Рогнеда пробралась в спальню мужа, чтобы убить его. Но он поймал ее с поличным, и только заступничество старшего сына, маленького княжича Изяслава, спасло княгиню от смерти. Смягчив свой гнев, киевский князь выделил матери и сыну в удел родной город Рогнеды Полоцк и отправил их туда на княжение. В действительности все было не так. Владимир никуда не отсылал первую супругу в 988 году, женившись на Анне. Двое из сыновей Рогнеды Ярослав и Всеволод родились после этой даты. Но в легенде как всегда есть доля правды. Потомки Изяслава Владимировича приняли родовое имя Рогволожичи в честь убитого Владимиром отца Рогнеды. И дело тут, конечно же, не в семейном скандале. А в том, что полоцкие князья, таким образом, не признавали старшинства киевских, делали заявку на политическую независимость.
Реально Полоцкое княжество, возникшее как удел в составе Киевской Руси, получило ее после смерти Владимира Святославича в 1015 году. Вероятно, князь Брячислав Изяславич воспользовался борьбой за власть между его наследниками, чтобы выйти из подчинения Киеву. Известная исландская сага «Прядь об Эймунде» сохранила сведения о его участии в этой войне. А по заключенному в 1021 году договору полоцкий князь уже выступает как «равный» киевскому, а не его вассал или «молодший». Основанный как торговый центр на Двине, Полоцк сразу после обретения самостоятельности начинает борьбу за торговые пути. Его главным соперником в этой борьбе становится Новгород. Добиваясь уступок, Брячислав в 1021 году захватил и подверг разграблению северную столицу Руси, в числе военной добычи оказалась даже княгиня Ингигерд, жена великого князя Ярослава Владимировича. Хотя летопись сообщает, что устремившемуся вдогонку Ярославу удалось силой освободить супругу и отнять у племянника награбленное, но заключенный вслед за этим договор был полной дипломатической победой Брячислава. В обмен на мир и обязательства по военному союзу Ярослав уступал полоцкому князю две стратегически важные крепости Витебск и Усвят, стоявшие на пересечении торговых путей в Новгород, Смоленск и Ростов. Лишь закрепившись на этом рубеже, полоцкие князья могли начать долгую и нелегкую борьбу за установление контроля над Двиной — главной водной магистралью региона, ключом к Варяжскому морю.
Уже Брячислав обозначил северо-западную границу своих владений строительством крепости своего имени Брячиславль (совр. Браслав) в землях, заселенных литовцами и латгалами. Но основные успехи полочан на этом направлении были достигнуты в эпоху княжения его сына Всеслава Брячиславича, князя, о котором слагались былины, и который еще при жизни имел репутацию волхва и чародея. В учебниках по русской истории мы обычно встречаем подробный рассказ о событиях 1067—1069 гг., когда Всеслав, вероломно захваченный в плен киевским князем, был освобожден и поднят на щит восставшими киевлянами, а затем семь месяцев княжил на киевском столе. Известно, что после бегства из Киева ему пришлось три года быть изгоем, пока в 1071 году он не вернул себе родной Полоцк. Но вся эта война заняла всего лишь пять лет из более чем полувекового княжения Всеслава-Чародея.
О том, чем был занят этот князь в оставшиеся 50 лет своего княжения, может рассказать только археология. Его правление — целая эпоха, эпоха истинного расцвета Полоцкого княжества, когда строились города, развивалась торговля и ремесла, расширялись владения Полоцка, превратившегося, по сути, в региональную державу. Именно во второй половине XI века Полоцк распространил свою власть на всю среднюю Двину, земли латгалов и селов, а возможно, ливов и земгалов. В этот период, по археологическим данным, на месте латгальско-селонских торгово-ремесленных поселений Кокнесе и Ерсики возникли укрепленные города с православными храмами и предметами материальной культуры, характерными для древнерусских городов. Об активной политике Полоцка при Всеславе в этом направлении может свидетельствовать и его конфликт с Новгородом в 60-е годы XI века, послуживший началом описанной выше войны с киевским князем. Новгородцы также вели активное проникновение в земли латгалов, где интересы двух русских княжеств должны были столкнуться.
Каким образом происходило распространение полоцкого влияния по Двине? Археологические раскопки не фиксируют ничего, что бы говорило о серьезных военных столкновениях с местным населением. Латгальские городища не были сожжены или разрушены, их основное население никуда не исчезло, а продолжало жить в переустроенных городах. Древнерусская культура просто причудливо вплелась в местную балтскую, стала ее частью. Кокнесе и Ерсика настолько удивляют симбиозом культурных традиций, что среди историков до сих пор не утихают споры, считать эти центры латгальскими или древнерусскими. Интересно, а задумывались ли над этим сами жители двинских крепостей? Скорее всего, нет. Разноязыкая культура торгово-ремесленных поселений была привычным укладом жизни уже для многих поколений их жителей в эпоху викингов. Но для нас этот феномен полиэтничной культуры является еще и важным свидетельством того, что Всеслав распространил свою власть на земли в среднем течении Двины относительно мирным путем.
Могли ли сами латгалы и селы добровольно пойти под руку могучего кривичского соседа? В этом предположении нет ничего невероятного. Культура Полоцкой земли не была для этих народов этнически чуждой, так как возникла и сформировалась при значительном участии родственных им восточнобалтских племен. Признавая власть сильного правителя Полоцка, местные правители получали серьезные выгоды. Это были возможности свободно торговать в богатой столице княжества и ее «пригородах», это была хорошая защита от своих весьма беспокойных соседей земга-лов и ливов, с которыми они вели борьбу за торговые пути в предшествующий период, а также полоцких конкурентов-новгородцев. На месте плохо укрепленных торговых поселений, характерных для эпохи викингов, были возведены крепости с валами и рвами в традициях древнерусского градостроительства, в которых обосновались военные гарнизоны. Полочанам было невыгодно загонять местное население в непомерную кабалу, так как их основной целью была свобода торговли. От прибалтийской знати требовалось принесение полоцкому князю «роты» (клятвы) согласно господствовавшему по всей Европе феодально-рыцарскому праву и уплата ежегодного «выхода» (дани), большая часть которой шла на содержание наместника и его дружины, то есть, фактически на защиту самих великокняжеских «держаний». И в этом положение Кокнесе и Ерсики ничем не отличалось от положения других, славянских «пригородов» Полоцка. Такова была система управления по всей Киевской Руси.
Князь Всеслав, сам имевший репутацию волхва, продолжил традиции эпохи викингов и в отношении терпимости религий. Ни при нем, ни позже Полоцк не делает попытки крестить латгалов и селов, построенные в городах православные церкви предназначены для наместника, его дружины и приезжавших русских купцов. Распространение православия в латгальской среде скорее напоминало древнеримскую языческую формулу «поставь своего бога в мой пантеон», о чем говорят находки христианских и языческих культовых предметов совместно в погребениях и на поселениях.
На то, что по мировоззрению латгалы и селы все же оставались язычниками, указывает неизменность традиции погребального обряда. Присоединением Латгалии и Селии экспансия полочан по Двине не
