интеллектуальная интерпретация первичного опыта; пока речь идет о самом опыте, в нем нет места для подобной дихотомии. Тем не менее интеллект навязывает себя и разрывает опыт, чтобы сделать его пригодным для интеллектуальной трактовки, а это — дискриминация и раздвоение. Первоначальное чувство тождества тогда утрачивается, интеллекту позволяется идти свойственным для него путем, разрывающим на куски реальность. Соучастие и эмпатия являются результатом интеллектуализации. Это способствует философии, не располагающей первоначальным опытом»[61] .
Не только интеллект, но равным образом авторитарность учения или учителя ограничивают спонтанность опыта. Поэтому дзен «не придает какой бы то ни было внутренней значимости священным сутрам или их толкованию мудрецами и учеными. Личностный опыт призван выступать против авторитета и объективного откровения…»[62] В дзен Бог и не отрицается и не утверждается. «Дзен желает абсолютной свободы, в том числе и от Бога» [63]. Он желает такой свободы даже от Будды. Отсюда поговорка дзен-буддистов: «Очисти свой рот, когда произносишь слово „Будда“».
В соответствии с отношением дзен к интеллектуальной интуиции его процесс обучения, в отличие от западной традиции, не нацелен на достижение все большей утонченности логического мышления. Его метод «состоит в том, чтобы окунуть ученика в дилеммы, выход из которых должен отыскиваться не логическим умом, но умом высшего порядка»[64]. Соответственно, учитель не учит в западном смысле слова. Он является мастером-наставником ровно настолько, насколько сам овладел мастерством, насколько сам управляет своим умом, а потому способен передать ученику единственное, что вообще может передать — свое существование. «Что бы ни умел наставник, он не в силах помочь ученику, пока тот сам к этому не готов… Последнюю реальность всякий должен уловить сам»[65].
Отношение наставника дзен к своему ученику кажется удивительным для современного западного читателя, который не способен выйти за пределы альтернативы: либо иррациональный авторитет, ограничивающий свободу и эксплуатирующий свой объект, либо laissez fairs, отсутствие всякого авторитета. Дзен представляет собой иную форму авторитета — это «рациональный авторитет». Наставник не призывает к себе учеников, он ничего от них не хочет, даже просветления. Ученик приходит по своей доброй воле и уходит тоже добровольно. Но пока он желает учиться, он должен признавать наставника, считать его знающим то, что желает узнать, но пока не знает ученик. Наставнику «нечего объяснять посредством слов, нечего преподавать в качестве священного учения. Утверждаешь или отрицаешь — тридцать ударов. Не молчи и не разговаривай»[66]. Наставник дзен полностью лишен иррационального авторитета, и в то же самое время он наделен непререкаемым авторитетом, источником которого является подлинный опыт.
Дзен непонятен, пока не учитывается то, что достижение истинного видения неразрывно связано с изменением характера человека. Дзен укоренен в буддистском способе мышления, для которого трансформация характера есть условие спасения. Страсть к обладанию, самообман и самовосхваление должны остаться позади. Отношение к прошлому — благодарность, к настоящему — служба, к будущему — ответственность. Жизнь в дзен «означает обращение к себе самому и к миру самым восприимчивым и почтительным образом». Занимать позицию, которая является основанием «тайной добродетели, самой характерной черты дисциплины дзен, это значит: не растрачивать природных ресурсов, целиком и полностью использовать — экономически и морально — все встреченное на твоем пути».
Положительная этическая цель дзен — это достижение «совершенной уверенности и бесстрашия», выход на свободу из рабства. «Дзен — дело характера, а не интеллекта, а это означает, что дзен произрастает из воли как первого принципа жизни»[67].
VI. Де-репрессия и просветление
Что следует из нашего обсуждения психоанализа[68] и дзен- буддизма для решения вопроса об их взаимоотношении?
Читатель, наверное, уже заметил, что предположение о несовместимости дзен-буддизма и психоанализа проистекает из поверхностного знакомства с ними. На самом же деле просто удивительно, насколько они близки. Этот раздел посвящен детальному рассмотрению этой близости.
Начнем с приводившихся выше высказываний доктора Судзуки о целях дзен. «Дзен по своей сути есть искусство видеть природу собственного бытия, и он указывает путь от рабства к свободе… Мы можем сказать, что дзен высвобождает все скопленные в каждом из нас виды энергии, которые, как правило, искалечены и искажены до такой степени, что не находят адекватного доступа к деятельности… Спасение от безумия и искалеченности — таков объект дзен. Именно так я понимаю свободу: как свободную игру всех творческих и ведущих к благу побуждений, внутренне присущих нашему сердцу. Обычно мы не видим того, что владеем всеми необходимыми способностями, которые могут сделать нас счастливыми и любящими друг друга».
Это описание цели дзен без всяких исправлений применимо к тому, чего желает достичь психоанализ: понимание собственной природы, достижение свободы, счастья и любви, высвобождение энергии, спасение от безумия и искалеченности.
Это последнее утверждение, согласно которому мы стоим перед альтернативой — просветление или безумие, — может показаться странным, но, по моему мнению, оно подтверждается наблюдаемыми фактами. Психиатрия задается вопросом, почему некоторые люди сходят с ума, в то время как на самом деле он должен звучать так: почему большинство людей не сходит с ума? Принимая во внимание положение человека в мире — его обособленность, одиночество, бессилие — и осознание этого положения, можно было бы ожидать, что он не вынесет такого бремени, буквально «распадется на части» под этим грузом. Большинству людей удается избежать этого с помощью компенсаторных механизмов, вроде растворения в жизненной рутине и стадном конформизме, стремления к власти, престижу, деньгам, зависимости от идолов, разделяемой с другими в религиозных культах. Таково мазохистское жертвоприношение собственной жизни, нарциссическая инфляция — короче говоря, самокалечение. Все эти компенсаторные механизмы могут удерживать нас в рамках психического здоровья, пока механизмы работают. Но единственное решение, которое способно преодолеть потенциальное безумие, — это продуктивный ответ миру, и высшей формой такого ответа является просветление.
Перед тем как подойти к центральному звену, связывающему друг с другом дзен-буддизм и психоанализ, я хотел бы рассмотреть некоторые их периферийные сходства.
Прежде всего, следует отметить общую для них этическую ориентацию. Условием достижения целей дзен является преодоление алчности — как жажды славы, так и любой другой формы алчности (в смысле Ветхого Завета). Точно такая же цель у психоанализа. В своей теории эволюции либидо, которая начинается с орально-рецептивной стадии и идет через орально-садистическую и анальную к генитальной стадии, Фрейд имплицитно предполагал, что здоровый характер развивается от алчности, жестокости, скупости к активной независимой ориентации. В моей собственной концепции, которая следует клиническим наблюдениям Фрейда, этот оценочный элемент дан эксплицитно: речь идет об эволюции от рецептивной ориентации — через эксплуатативную, накопительскую и рыночную — к продуктивной ориентации[69]. Какой бы ни была терминология, главным является то, что в психоанализе алчность рассматривается как патологический феномен; она присутствует там, где личность не развила своих активных, продуктивных способностей. Однако ни психоанализ, ни дзен не являются в первую очередь этическими системами. Цель дзен-буддизма выходит за пределы достижения этичного поведения, то же самое можно сказать о психоанализе. Для обеих систем справедливо утверждение, что достижение их целей приходит вместе с этической трансформацией личности, с преодолением алчности, вместе с актуализацией способности к любви и состраданию. Они не заставляют человека вести добродетельную жизнь с помощью подавления «дурных» желаний, но они предполагают, что такие желания расплавятся и исчезнут в свете и тепле расширенного сознания. Какой бы ни была причинная связь между просветлением и этической трансформацией, совершенно ошибочно мнение,
