Титов определил направление ветра. За шашками полетели вниз несколько развёрнутых пакетов с сажей. На девственной белизне льда возникло несколько серых полос. Они помогли лётчику определить периферическую глубину ледяного поля, которому суждено было через несколько минут стать первым полярным аэродромом экспедиции.
Сделав ещё круг, Титов легко и уверенно пошёл на посадку. 'Но что это? – подумал он в самый последний момент. – Неужели надувы?' Менять решение было уже поздно, и самолёт, ударившись о первую волну замёрзшего снега, подпрыгнул и сделал, как говорят лётчики, 'козла'. За первым 'козлом' последовал второй, третий… Содрогавшаяся от ударов машина замедлила свой бег и скоро остановилась. Её спасла только опытность Титова: после каждого 'козла' он немедленно прибавлял газ, чтобы предотвратить потерю скорости и спасти самолёт от неизбежной поломки шасси.
– Как же ты не заметил надувов? – удивился Киш, выпрыгивая из самолёта.
– Да я вообще чуть-чуть не ослеп. Скверные светофильтры попались!..
Выключив мотор, Титов выбросил из багажника чёрные полотнища, и они вместе бросились раскладывать посадочные знаки.
Всё это время 'З-1' плавными кругами ходил над ними. Убедившись, что посадка произведена благополучно, Иванов сообщил Беляйкину:
– Титов сел. Раскладывают посадочные знаки. Иду на посадку. Связь прекращаю минут на тридцать.
Эти несчастные тридцать минут Беляйкину показались вечностью. Он нервно ходил по маленькой радиорубке ледокола, ожидая восстановления связи. 'Удастся ли тяжёлой машине сесть на случайную льдину? – беспокоился он. – Да, это будет опыт! Он решит правильность расчётов Бесфамильного, предрешит всю судьбу нашей экспедиции. Эх, скорей бы проходили эти злополучные тридцать минут!'
Минуты шли.
В это время в двухстах пятидесяти километрах к северу 'З-1' грузно коснулся лыжами импровизированного аэродрома и, после мягкого торможения, вскоре остановился на месте. Он сел вдоль надувов, а не поперёк их, как это сделал 'П-6'. Титов и Киш, понадеявшись на слабость ветра, пошли на это отступление от правил. Их решение оказалось верным.
Выскочив на лёд, Фунтов сразу же принялся налаживать свою наземную рацию. Застывший на морозе мотор никак не хотел заводиться. К нему на помощь бросился Киш.
В это время на ледоколе беспокойство достигло высших пределов. Назначенные Ивановым тридцать минут давно прошли, а самолёты молчали.
Весть об этом быстро разнеслась по ледоколу. Около радиорубки столпились все свободные от вахты люди. 'Жуткинская газета' не выходила.
– Не пришлось бы им обратно пешком топать, – заметил кочегар Маркин.
– Зачем пешком – прилетят! – возразил влюбленный в своё дело молодой моторист. Всего несколько часов тому назад он вместе с бортмеханиками собирал на льду их самолёты.
– Вот молчат… Разбили, верно, большой самолёт и молчат…
– А вторая машина на что? На второй машине всех перебросят.
– Все-то сразу не улетят!
– Два раза слетают. 'П-6' троих свободно поднимет. Вон челюскинцев по шесть человек на двухместный самолёт сажали, лётчик седьмым был, и то ничего.
– А если и второй самолёт угробился? – не унимался пессимист Маркин.
– Балда ты после этого! – вспылил моторист. – Угробился!.. Вот как двину…
– Тише, товарищи! В чём дело? – почувствовав ссору, подошёл к группе помощник капитана.
– Да как же, товарищ старпом…
– Ничего с ними не случится, – уверенно сказал помощник капитана, узнав причину спора. – На крайний случай у них с собой собаки есть. Экое расстояние – двести пятьдесят километров, подумаешь!
– Да что там собаки, – безнадёжно махнул рукой Марков. – Ведь они сообщали, что по пути попадаются разводья. Через разводья на собаках не поплывёшь…
– Да ты и впрямь пессимист, Маркин! У них есть ледянки (надувные лодки). Впрочем – что тут спорить! Сейчас будет связь – всё узнаем. Иди-ка ты лучше умойся да ложись отдыхать.
Но Маркин отдыхать не пошёл. Он любил побузить и сейчас подзадоривал молодого моториста:
– Нет, дудки! Уж я-то не полетел бы. Лети куда-то над льдинами, ветер, мороз, брр… – Он картинно поёжился. – То ли дело у меня в кочегарке! Тепло и не дует…
В эту минуту из радиорубки выскочил сияющий Уткин и вывесил последний номер своей газеты. В нём наспех, кривыми и расплывающимися буквами, была написана только что полученная радиограмма Иванова:
'Сели хорошо. Укрепили самолёты. Не теряя времени, приступаем к научной работе. Сверлим лёд для определения глубины моря, температуры воды и течений. Вишневский устанавливает метеостанцию. Настроение у всех хорошее. Связь прекращаем на двенадцать часов. Завтра слушайте для проверки наш радиомаяк. Иванов'.
Несколько часов назад кровно обиженный Уткин молча расхаживал по ледоколу. Ещё бы, его не взяли в экспериментальный полёт! Но сейчас к нему вернулась прежняя весёлость.
– Пойду писать подробную телеграммочку, слов этак на тысячу, – говорил он помощнику капитана. – Материал мировой!
Беляйкин сиял: прекрасное начало лётной работы означало правильность всех расчётов, на которых построена экспедиция.
На ледоколе воцарилось праздничное настроение.
Не желая нарушать охватившей всех радости, забытый всеми метеоролог ледокола решил не напоминать о себе и умолчал о тревожных показаниях своих приборов. На ледокол надвигался шторм…
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
На ледоколе 'Иосиф Сталин' люди мирно отдыхали. Это был заслуженный отдых после двух суток тяжёлой, напряжённой работы, обеспечившей своевременный и успешный полёт группы Иванова.
По существу основная задача, поставленная группе, была выполнена. Полёт доказал на практике осуществимость идеи Бесфамильного: тяжёлые самолёты могут подняться со случайного ледового аэродрома и могут сесть на него без предварительной подготовки. Воспользовавшись случаем, учёные, полетевшие с Ивановым в качестве пассажиров, решили провести с ним несколько суток на дрейфующей льдине, занявшись своими исследованиями. Не было никаких причин возражать против этого разумного желания, и Беляйкин с лёгким сердцем санкционировал задержку самолётов. Больше того, успокоенный блестящим ходом перелёта, он не обратил внимания на легкомысленное решение Иванова прекратить связь с ледоколом на двенадцать часов.
Арктика – страна неожиданностей. Начальник экспедиции прекрасно знал, что немало загадочных причин влияет на погоду в этих широтах и нередко приводит к внезапным переменам. Ему было известно, что неустойчивость погоды – основная характерная особенность этого гигантского погреба. Он знал и не учёл этого. Теперь Арктика мстила ему…
…Повинуясь неведомым законам передвижения воздушных пластов, с востока внезапно надвинулся шторм. Высокая, занимающая полнеба туча быстро надвигалась на ледокол. Вдоль её чёрно-лилового барьера мчались завихрения безжизненно-серых снеговых туч.
Всё погрузилось во тьму. Ветер усиливался с каждой минутой. Мокрые хлопья снега непроглядной массой навалились на могучий ледокол. Мгновенно палуба стала непроходима. Всё, что лежало на ней и не было закреплено, полетело за борт.
Шторм обрушился на судно внезапно, как снежная лавина в горах. Где-то вблизи, заглушая рёв бури, раздались звуки, напоминающие гром и канонаду одновременно. Началось грозное шествие льдов,
