впереди, через какие-нибудь сто километров, – солнце или пурга, будет хорошая видимость или непроницаемый туман закроет всё внизу. Так было и на этот раз. Вскоре Фарих повёл «М-10-94» по компасу – над облаками, низко ползшими над водой, льдами и землёй. Тщетно он пытался найти «окно» в серой облачной пелене. Пилот хотел уже вернуться обратно на мыс Северный, как до его плеча дотронулся Бассейн, потянулся к уху и крикнул:
– Земля под нами видна!
Фарих сделал крутой разворот – и верно: в узкую щель между облаками он увидел долину, окружённую невысокими горами. Стал снижаться под облака, но испугался – можно напороться на гору. Поднялся выше – и снова земля скрылась из виду. Нырял он из облака в облако и совсем потерял ориентировку. Что делать?.. Надо рискнуть! Фарих нырнул в густое облако и выскочил из него над самой долиной, наполовину покрытой снегом. В начале июня снег тает кое-где и в Заполярье по ущелью. Бурлила речушка, нёсшая с гор поток весенней воды. По её сторонам ровные ещё заснеженные площадки. Решив подождать здесь, пока не прояснится, Фарих повёл самолёт на посадку. Лыжи плавно коснулись земли. Необычно короткий пробег, треск, и машина, скособочившись, замерла, уткнув конец левого крыла в землю.
– Слезай, приехали! – растерянно буркнул лётчик.
– Не везёт так не везёт, – мрачно пробормотал бортмеханик.
Первым делом Бассейн стал осматривать самолёт. Ногой оттолкнул трухлявое брёвнышко-плавник, занесённый сюда бог весть когда океанской волной. Его прикрывал тонкий слой снега. На эту гнилушку и наехал самолёт при пробеге.
Все молчали, с опаской ожидая приговора бортмеханика.
– Дело ясное, – сказал наконец своё веское слово Флегонт. – Сломан лонжерон фюзеляжа, в который упирается передняя нога шасси. У нас нет подходящих инструментов и материалов. Мы не сможем даже выровнять самолёт. Как мы поднимем крылья?!
– Домкратом разве нельзя поднять? – спросил радист.
– Под домкрат и крыло надо что-то подложить, а что найдёшь в тундре? И шага домкрата не хватит!
– Видимо, какие-то козлы надо подставлять, чтобы освободить шасси, – заметил Петров.
– Правильно, – подтвердил механик, – но для этого самолёт нужно подвесить.
– Да-а, – протянул Фарих, – тут уж ничего не придумаешь. Придётся нам топать ножками на зимовку!…
Положение потерпевших аварию было незавидным. На острове Врангеля, гористом и диком, трудно встретить человека. Открытый двести лет тому назад, этот остров до 1926 года был совсем необитаем. Первым, кто перебрался сюда с несколькими семьями эскимосов, был коммунист полярник Георгий Ушаков, ставший потом известным исследователем Арктики, доктором географических наук. Он начал строить здесь зимовку, на которой провёл три года, оторванный от Большой земли, не имея вначале даже радио. Эскимосам-охотникам понравилось на острове: здесь было множество песцов и медведей, а прибрежные воды так и кишели моржами и тюленями. Приехавшие на время остались навсегда. Потом здесь поселились и их сородичи. Расширилась полярная станция. Но всё равно остров был почти безлюдным – что значат каких-нибудь пятьдесят – шестьдесят человек при его просторах?
– Хоть приблизительно скажите, товарищ Фарих, далеко мы находимся от зимовки? – спросил Петров.
– Не знаю. За неделю или дней за десять, наверное, дойдём… Чтобы не блуждать, снимем компас и пойдём на юг, выйдем на берег, там повернём направо, а по берегу прямо дойдём до бухты.
– Здорово! – воскликнул Бассейн. – Там сядем на пароход и без всякой заботы, спокойно поплывём… А машину, можно сказать историческую машину, на которой челюскинцев спасали, просто бросим тут!
– Мы вернёмся сюда с людьми и привезём на собаках всё необходимое для ремонта, – неуверенно сказал Фарих.
– Тоже замечательная идея! – подхватил Бассейн. – Пока найдём зимовку, вернёмся, произведём ремонт, снег стает, будет голая тундра, а с неё на лыжах не взлетишь – колёс у нас нет… А про белых медведей забыли? Они ведь чертовски любопытные. Обязательно придут к самолёту, крылья порвут…
– Что же делать? – не выдержал Петров.
– Поесть и хорошенько выспаться, – ответил неунывающий Флегонт. – Утро вечера мудренее… При пустом желудке голова плохо работает. Если вы не возражаете, стану на время коком. А Симу беру себе в помощники.
– Предложение принято единогласно! – воскликнул Петров. – Объявляю себя кухонным рабочим.
Из ящиков под фюзеляжем «М-10-94», придуманных нами, когда ещё готовились к несостоявшемуся полёту на Камчатку, достали мясные консервы, галеты и почти целый мешок картошки. Вытащили кастрюлю, чайник и трёхгорелочный примус, которым на морозе греют мотор, а в случае нужды готовят на нём пищу. Петров принёс ведро воды из горного ручейка и начал чистить картошку.
– В общем, продуктов хватает, помощников – тоже, жить можно! – философствовал Флегонт.
Не то поздний обед, не то ранний ужин получился на славу.
Стали устраиваться на ночлег. Лётчик остался в пилотской кабине, бортмеханик залез со своим спальным мешком в фюзеляж, поближе к хвосту, двое устроились в пассажирской кабине.
Утром ярко светило солнце. Самолёт и пёстрая вчера земля долины покрылись ослепительно белым снегом. Снег был рыхлый, липкий. Тут механика осенило. Он вспомнил детство, как ребята накатывали огромные комья и лепили снежных баб. «А что, если детскую забаву применить для подъёма крыла? – подумал он. – Приспособить домкрат и после каждого подъёма плотно набивать снег под крыло, вот и получатся снежные козлы».
Не теряя времени, из ящиков, в которых хранились запасные части, лук и чеснок, спасающие при цинге, походная аптечка и всякое другое, сколотили крепкий щит. Его положили на снег и поставили сверху домкрат. Под крыло подвели крышку от ящика, завёрнутую в оленью шкуру.
– А ну, друзья, подкатывайте снежные комья да набивайте их плотней под крыло!
Домкрат поднял плоскость самолёта на четверть метра. Когда его убрали, конец крыла, поддерживаемый снегом, повис над землёй.
– Победа будет за нами! – восторженно крикнул радист. – Ну, Флегоша, ещё один такой прыжок вверх, и сделаем перерыв на завтрак. Режим питания надо соблюдать и на вынужденной посадке.
…Самолет медленно, но неуклонно выравнивался на снежных «козлах».
– Не позже чем завтра улетим! – авторитетно заявил механик.
– Ты что, с ума сошёл? – остановил его лётчик. – Где возьмёшь материал и столярный инструмент?
– Да ты посмотри, как ловко Петров орудует своим кинжалом! Да и у меня есть маленький топорик. Снимем с ящиков рейки, какие покрепче, если тонко будет, соединим вместе две. Я уверен, что отремонтированный лонжерон выдержит. Нам надо только подняться, а сесть-то сядем!…
– Так говорил бравый солдат Швейк, – пошутил Петров.
Бассейн высыпал из походной сумки на расстеленный брезент болтики, шурупы, гайки – всё, что любят возить с собой самолётные «технари».
– Где ты успел набрать столько барахла? – удивился лётчик.
– Всякую мелочь я припас ещё на заводе, когда ремонтировали машину. Пригодилось!
Иванов крепко-накрепко соединил болтами не две, а три рейки. Дыру около «больной» ноги заделали фанерой от ящика. На это ушло немало времени. Хорошо, что в полярный день круглые сутки светло, ну и поднажали товарищи!
С замиранием сердца смотрели люди, как медленно опустился фюзеляж на залеченную ногу. Бассейн за конец крыла покачал машину.
– Стоит! Крепко стоит! – не удержался он от радостного возгласа.
На загудевшем примусе стали греть воду для мотора.
Через час Фарих сел на пилотское место, открыл запасной баллон со сжатым воздухом. Через несколько оборотов пропеллера мотор дал вспышку, другую и заработал.
Всё в порядке! Можно лететь! Техническая смекалка и умные руки Бассейна одержали победу.
Лётчик дал полный газ, но машина ни с места. Лыжи прилипли к рыхлому снегу. Один механик не в силах был раскачать машину, чтобы сдвинуть её. На помощь пришёл радист. Оба они взялись за концы крыльев, и
