Буря, бушевавшая всю ночь, утром стихла.
Пароход встретил конвой – республиканские военные корабли, – они охраняли его до самого порта назначения – Картахены.
Но небольшой порт был забит транспортами под флагами разных стран. У причала не было свободного места. Встречавший все пароходы с Родины военно-морской атташе Советского посольства Николай Герасимович Кузнецов – впоследствии адмирал флота, – которого называли в Испании «Дон Николасом», сказал капитану:
– Нет смысла разгружаться здесь. Когда ещё дойдёт очередь, а сейчас дорог каждый день! Идите в соседний порт Аликанте. Вас ждёт не дождётся генерал Дуглас. Сейчас позвоню ему.
Когда огромный корабль ошвартовался у причала в Аликанте, первым поднялся на борт плотный, черноволосый человек без шляпы, в жёлтой кожаной куртке. К нему бросились добровольцы. Многие из них знали в лицо известного авиационного командира – комбрига Якова Владимировича Смушкевича.
– Как хорошо, что вы нас встретили, товарищ комбриг! – обрадовался один из прибывших лётчиков.
Его прервал черноволосый:
– Здесь нет комбригов. И я больше не Смушкевич. Я – Дуглас. Запомните! И у вас будут новые имена… С приездом, товарищи!
Пароход был уже окружён толпой горожан. В Испании очень трудно, почти невозможно сохранить что- нибудь в тайне. Только началась выгрузка, а всё Аликанте уже знало, что Советский Союз прислал не только шоколад и бинты, но и самолёты.
Каждый новый большой ящик, поднимаемый стрелой крана, встречали радостными возгласами:
– Вива Руссиа Совиетика! (Да здравствует Советская Россия!)
Летели вверх береты, шляпы, косынки.
Выгрузка ещё не окончилась, когда в небе над портом показалось несколько немецких бомбардировщиков. Вокруг парохода забили фонтаны от разрывов бомб, падавших в воду. И тотчас же заговорили пулемёты и орудия. В небе распустились фантастическими цветами разрывы зенитных снарядов. Фашистские лётчики повернули обратно.
По всей дороге от Аликанте до ближайшего аэродрома Лос-Алькарес народ восторженно приветствовал грузовики с большими зелёными ящиками и сопровождавших их русских лётчиков и механиков.
Вдоль шоссе на обочине стояли объёмистые, оплетённые соломкой бутыли с вином, бидоны с молоком, корзины с апельсинами, лежали похожие на мельничные жернова круги сыра. Крестьяне останавливали машины и буквально навязывали угощение. Отказаться было нельзя – ведь стакан домашнего вина и кружка молока предлагались от чистого сердца, в знак любви и уважения к «Совиетикос».
– Прямо демьянова уха получается, – жаловался Дуглас, но ничего не мог поделать и запивал тепловатым молоком набившие оскомину апельсины.
Глядя на него, то же делали и остальные.
От щедрого испанского гостеприимства кой у кого заболели животы и закружились головы.
Автоколонна медленно, с остановками, продвигалась мимо деревень, окружённых оливковыми рощами. Прогромыхала она и по мощённой камнями мостовой старинного городка. Там, прямо на тротуарах, под полосатыми тентами, стояли столики кафе. Сидели и шумно разговаривали люди с винтовками, зажатыми между колен. Высокая девушка с розой в иссиня-чёрных волосах вытащила из блестящих ножен длинную драгунскую саблю и приветственно помахала ею. Лётчики, смеясь, отдали честь воинственной красавице.
Аэродромом служило зелёное поле у старинного замка, принадлежавшего сбежавшему маркизу. Стены его полутёмных залов были увешаны портретами предков хозяина, щитами, алебардами, охотничьими трофеями – кабаньими мордами и оленьими рогами. Новые хозяева замка использовали ветвистые рога как вешалки. На них болтались кепки, кожаные куртки, грязные комбинезоны.
Самолёты собирали, забыв про отдых и сон. Вместе с советскими специалистами трудились испанские механики, в ходе работы знакомясь с новыми для них машинами.
Через четыре дня на аэродроме выстроились советские самолёты.
Это были двукрылые истребители «И-15», с тупой, несколько вздёрнутой передней частью фюзеляжа, «И-16», с одной парой коротких широких крыльев.
Испанцы любят меткие прозвища. Тупорылые «И-15» сразу назвали «чатос», что значит «курносые». Короткокрылые «И-16» окрестили «москас» – «мошки». Эти прозвища привились, и всю войну, где бы в Испании ни появлялись наши «ястребки», их любовно называли «чатос» и «москас».
В конце шеренги стоял похожий на стрекозу «Р-5». Ему очень обрадовался Дуглас. Самолёт-разведчик нужен был до зарезу, ведь на истребителе далеко не улетишь.
С простым, не капризным «Р-5» быстро освоился его новый бортмеханик – Карлос. Этого невысокого роста, худущего молодого человека отличали от школьника старших классов, за которого его можно было принять, лишь замасленный синий комбинезон, который он никогда не снимал, чуть ли не спал в нём, да заскорузлые руки, все в ссадинах и царапинах.
Карлос настолько увлёкся самолётом, что не ходил домой ночевать и спал под его крылом. Всё время он то копался в моторе, то нырял под шасси, что-то смазывал, подтягивал, подвинчивал, громко призывая на помощь поочерёдно то святую деву Марию, то самого «дьяболо». Однажды в полночь он всполошил весь аэродром, запустив мотор, в котором, как ему почудилось, что-то не ладилось.
К самолёту прибежал советский техник. Карлос спрыгнул на землю и удовлетворённо закричал:
– Порррьядокс!
Он любил козырнуть русским словом и знал их уже немало.
Утром пятого дня сборки на аэродроме появилась старушка. Боец, охранявший ворота, её знал и беспрепятственно пропустил. Старушка в одной руке весла узелок, а другой опиралась на палку. С трудом передвигая скрюченные ревматизмом ноги, она ковыляла среди самолётов и негромко звала:
– Карлос! Карлос!
Механик бросился ей навстречу:
– Мамита!
Слёзы потекли по смуглым лицам – молодому, выпачканному машинным маслом, и старому, чисто отмытому, морщинистому.
Их окружили товарищи. Оказывается, мать Карлоса, обеспокоенная его долгим отсутствием, пришла искать сына. Они пошептались, а потом Карлос стал угощать всех, кто работал вблизи, вином из объёмистой баклажки, которую принесла в узелке его мамита. Он поднял её на крыло своей машины, и старушка неожиданно вскинула руку со сжатым кулаком в интернациональном революционном приветствии. Все дружно ответили ей тем же жестом. Потом старушка перекрестила сына, благословила его, что-то пошептала и, перекрестив самолёт, ушла…
В солнечное утро аэродром стал похожим на пчелиный улей, и казалось, в небе реют не боевые самолёты, а весёлые золотистые пчёлы, наполняя воздух однообразным жужжанием. То и дело взлетали и приземлялись «чатос» и «москас». Их опробовали после сборки советские лётчики. Они же, став на время инструкторами, помогали овладеть новыми машинами добровольцам из других стран.
Только «Р-5» стоял пока на земле, что очень расстраивало Карлоса.
«Красный чертёнок»
На плоскостях и фюзеляжах всех самолётов, пополнивши» народные военно-воздушные силы, маляры вывели круги с цветами республики – красным, жёлтым и фиолетовым.
Карлосу этого показалось мало. Он долго орудовал кистью и краской. Довольно удачно механик изобразил на борту «Р-5» красного чертёнка, показывающего кому-то нос растопыренными пальцами.
Дерзкий бесёнок всем понравился.
С того часа самолёт стали называть «Дьяболито рохо» – «Красный чертёнок».
Так бывший «М-10-94» приобрёл себе новое имя.
Через сутки у него появился и новый хозяин.
