Отметим, что на этой «важной и доверительной беседе» присутствовал Яковлев (Там же), который по своему тогдашнему служебному положению директора Института мировой экономики и международных отношений АН СССР едва ли мог претендовать на участие в столь значительной миссии делегации Верховного Совета СССР, а тем более надеяться войти в круг собеседников с «железной леди». Кстати, о привлечении Яковлева к беседе в Чеккерсе просил Горбачёв, тогда как
«первоначально предполагалось, что диалог будет вестись с глазу на глаз лишь в присутствии переводчиков»
По — видимому, и в состав делегации он был включен по настоянию Горбачева. Все это, конечно, не случайности.
Итоги визита превзошли ожидания Тэтчер. Подводя их перед журналистами, она обронила свою знаменитую фразу:
«С этим человеком можно иметь дело… Ему можно верить»
Так что Рейган, когда выражал желание встретиться с Горбачёвым, отчасти уже знал, с кем будет иметь дело. Вот почему в Женеве оба лидера легко нашли общий язык, демонстрируя с самого начала обоюдную симпатию (Там же. С. 22).
Итак, встреча в Женеве стала, можно сказать, прологом бесед в Рейкьявике, куда Горбачев и Рейган явились с чувством взаимного расположения и доверия, с чувством причастности к «общему делу», далекому, кажется, от национальных интересов СССР. Это и дало им возможность в переговорах наедине зайти «так далеко, что обратно повернуть было нельзя». И Горбачев как будто предвидел это и потому взял с собой нового переводчика, по всей видимости, лично преданного ему. Иначе трудно понять, почему он превращает рядовой, казалось бы, случай с переводчиком (мало ли таких!) в событие, достойное специального упоминания:
«Переводчиком впервые поехал со мной Павел Русланович Палажченко, с тех пор участник многих крупных встреч и переговоров. Он не только блестяще знает английский язык, но к тому же профессиональный дипломат, преданный делу человек. Я высоко ценю моральную позицию Павла Руслановича ? он и после моего ухода с поста президента остался со мной, продолжая самоотверженно трудиться»
Тон почти заискивающий, обусловленный, вероятно, тем, что Палажченко, присутствовавший в качестве переводчика на приватных переговорах своего шефа, знает его некоторые секреты. Что касается встречи в Рейкьявике, то именно секретные договоренности, как можно догадаться, составили главный итог тайной «дипломатии» Горбачева в исландской столице, где произошла, так сказать, «спевка» генсека с американским президентом. Но вот что интересно.
По возвращении в Москву из исландской столицы Горбачёв, информируя членов Политбюро о встрече в Рейкьявике, говорил о том, будто Рейган
«отличается крайним примитивизмом, пещерными взглядами и интеллектуальной немощью»
В интервью же газете «Фигаро», как мы знаем, он назвал Рейгана «сильной личностью». Следовательно, в разное время об одном и том же человеке Горбачев высказывался так, словно речь шла о разных людях. Выходит, что генсек не разобрался в президенте США ни в Женеве, ни в Рейкьявике и лишь потом почему — то прозрел. По А. Ф. Добрынину, так примерно и было:
«Впоследствии он (Горбачев.?
Разумеется, подобное непонимание партнера по переговорам не делает чести Горбачеву — политику. Но было ли оно на самом деле? И если нет, как объяснить его столь различные высказывания об американском президенте?
А. Ф. Добрынин объясняет негативные высказывания Горбачева о Рейгане после Рейкьявика тем, что генсек следовал «классовой терминологии», весьма
«привычной старому составу Политбюро»
По нашему мнению, тут мы имеем нечто иное, чем следование «классовой терминологии», а именно хитрость, игру с целью притупить бдительность «старой гвардии» в Политбюро, чтобы скрыть тайные договоренности с Рейганом. Ведь эта «гвардия», а вместе с ней
«и военно — промышленный комплекс были настроены скептически, не разделяли его концепцию «нового мышления» и расчеты на быстрые договоренности с США»
Поэтому Горбачёв не мог сказать в Политбюро старого состава: я нашел общий язык с Рейганом и зашел «так далеко, что уже повернуть нельзя».
Вполне вероятно, что негативные официальные высказывания Горбачева о политике Рейгана обговаривались в Рейкьявике как возможные. И это являлось одним из условленных правил совместной игры. Так, во всяком случае, позволяет думать «автомобильное согласие» Горбачева с Бушем, которое правомерно рассматривать как стандартное, или стереотипное, в данном отношении.
В декабре 1987 года Горбачев прилетел в США с официальным визитом. После завершения визита его провожать в аэропорт по протоколу должен был вице — президент Буш. В автомобиле между генсеком и вице — президентом состоялась важная беседа, о чем Горбачев пишет так:
«Содержание её было настолько существенным, что можно с полным основанием считать: тогда мы заложили основу нашего взаимопонимания и доверия. Не раз потом, обсуждая с необходимой осторожностью в присутствии других людей тот или иной вопрос, я или Буш говорили: «Подтверждаю нашу договоренность в автомобиле». Или: «Оценки остаются такими же, какими были в автомобиле»
Эта «договоренность в автомобиле», вероятно, была сориентирована и на некоторые отдельные случаи, связанные с поведением сторон. Недаром в США ходила версия, что
«Буш делал нелестные отзывы о Горбачёве и его политике с согласия последнего. По дороге в вашингтонский аэропорт в «ЗИЛе» вице — президент поведал Горбачеву, что у него, Буша, хорошие шансы выиграть выборы и стать президентом США.
«Вы должны знать, ? сказал Буш,? я хочу улучшить наши отношения»
Он объяснил Горбачеву, что законы предвыборной борьбы в США не позволяют ему демонстрировать свои либеральные взгляды и что некоторые его заявления Горбачев должен игнорировать. Последний ответил пониманием. Удивительно, но факт: в последующие годы, когда Буш выступал с весьма