желание помочь России в борьбе с Польшей. Среди наемников были «английские немцы» Артур Астон, Якуб Гиль — авангард отряда из 20 капитанов и ротмистров и 100 солдат, который должен был прибыть в устье Северной Двины.[150] Представитель отряда Яков Шав был принят 10 августа 1612 года Д. М. Пожарским в Переяславле и при расспросах объявил, что «пошли де они с ведома английского короля».
Руководители земского ополчения раскусили коварные замыслы новых «союзников» и решительно отказались от их услуг. Нам «наемные люди не надобны», «оборонимся от польских людей и сами Российским государством и без наемных людей», — ответили «немчину» Я. Шаву. Командование ополчения дало Я. Шаву провожатого до Архангельска — Дмитрия Чаплина, который должен был всех иноземцев «воротить» за море и предупредить их, чтобы больше в Московское государство не приходили и тем «убытков не чинили» себе. Воеводы Ярославля, Вологды и Архангельска были строго предупреждены командованием общерусского ополчения: иностранцев, если они появятся, без указа не впускать в глубь страны, чтобы они «здесь не рассматривали и не проведывали ни о чем». Архангельским властям, кроме всего прочего, предписывалось зорко оберегать побережье «и смотреть накрепко, чтоб с воинскими людьми корабли к Архангельскому городу не пришли и безвестно лиха не учинили».
Несмотря на категорические протесты «Совета всей земли», вмешательство Англии во внутренние дела России не прекращалось. В мае 1613 года Яков I вручил верительную грамоту Джону Мерику и одному из директоров Московской компании Вильяму Росселю, которой они назначались английскими посланцами и комиссарами в России.[151] Это означало принятие королем проекта покорения. Московского государства со стороны Студеного моря, изложенного в записке Чемберлена. В верительной грамоте, в частности, говорилось: «Мы достоверно извещены нашим верным и возлюбленным слугою Джоном Мериком, бывшим резидентом в Московии, о бедственном и затруднительном положении этой славной страны и народа, ныне подвергнутого неминуемой опасности как вторжения врагов извне, так и внутренних беспорядков и мятежей.
По этому случаю вышеуказанному Джону Мерику прошлым летом от различных значительных и главенствующих лиц этой страны были сделаны представления, клонящиеся к благу и безопасности этой страны и восстановлению в ней мира и власти при нашем посредничестве и вмешательстве, но Мерик не мог вступить в переговоры без нашего на то указания.
Знайте же, что поскольку предложения переданы нам, мы не мало тронуты, чувствуя нежное сострадание к бедствиям, выпавшим на долю такой процветающей империи, к которой мы и наши августейшие предшественники всегда испытывали особое расположение».[152]
После таких велеречивых дипломатических излияний в документе следуют рекомендации по сугубо практическим вопросам. Королевские эмиссары получали полномочия «вести переговоры, совещаться, договариваться и заключать соглашения с вельможами, представителями сословий, военачальниками, дворянством и общинами или с теми лицами, которые ныне правят и представляют государственные органы, какими бы именами и титулами они ни назывались, или с соответствующими представителями и уполномоченными по поводу вышеупомянутых представлений и предложений».
Иными словами, король благословлял своих «благодражайших слуг» на ведение переговоров с первыми попавшимися им под руку русскими изменниками. Джон Мерик и Вильям Россель должны были подписать с ними за спиной народа фальсифицированное соглашение о превращении северо-восточной России в колонию Британии, что «узаконило бы» английскую интервенцию в Русское государство. Пользовавшийся дурной славой основатель династии Стюартов заверял: «все, что будет принято нашими посланниками и каждым из них в отдельности по условиям договора, будет одобрено и ратифицировано». Но и этот план оказался мертворожденным.
Английские политические разведчики прибыли в Россию после того, как силами второго всенародного ополчения была освобождена Москва и Земский собор избрал новое правительство страны, власть которого признали все части государства, в том числе и его северная окраина. В этих условиях Джон Мерик счел за лучшее поздравить Михаила Романова с благополучным избранием на царство от имени королевского правительства и ретироваться в Англию.
Английские планы аннексии северо-восточной России позорно провалились.
§ 4. Набег «литовских людей» на Поморье и его последствия
В последний период «смуты» Соловецкой вотчине пришлось отражать нападение на Поморье «литовских людей», как называли на Руси отребье разгромленной под Москвой в августе 1612 года орды Ходкевича: поляков, литовцев и русских изменников. Цементирующим ядром этой разноликой толпы были черкасы, казаки-тушинцы, изменившие Родине и служившие полякам. Поэтому отечественные источники чаще всего называют участников разбойного похода на Север 1613–1614 гг. одним собирательным термином «черкасы».
Черкасы, которые «с гетманского побою разбежались», возглавляемые полковниками Барышпольцем и Сидоркой (Сидором), летом 1613 года после нескольких месяцев разгульной и разбойной жизни очутились под Тихвином и перешли на службу к новому хозяину — к шведскому полководцу Якову Делагерди.
По словам осведомленного Видекинда, Делагерди разработал план захвата Холмогор — ключа от Двинской земли. После этого шведы должны были пробиться в неопустошенный край, взять Сумский городок и Соловецкий монастырь. План оккупации Поморья Видекинд считал вполне своевременным и оправдывал короля, который одобрял его. Шведский летописец военных походов на Русь сожалеет лишь о том, что Густав Адольф не смог освободиться «от прочих забот» и выполнение важного задания поручил наемникам Барышпольца — Сидорки, которые не оправдали возлагаемых на них надежд.[153]
Осенью 1613 года Барышполец и Сидорка с отрядом в две тысячи человек начали новый поход: из- под Тихвина через Заонежский район Карелии на Двину и к Студеному морю. Не приходится сомневаться в том, что Барышполец и Сидорка были направлены по указанному маршруту шведским командованием и выполняли его поручение. Один пленный показал: «А велел де литовским людям и черкасам идти на Двину и к Архангельскому городу Яков Понтусов и давал де Яков в Новгороде литовским людям и черкасам сукна, и камни, и деньги».[154] Справедливости ради заметим, что раздаются и другие голоса: черкасы и литва не приняли якобы подарков Делагерди и перед выступлением в поход поссорились с ним.[155] Как бы там ни было, связь разбойных литовско-казацких отрядов со шведскими интервентами — факт совершенно «бесспорный.
21 ноября Барышполец и Сидорка атаковали Андомский острожек на юго-восточном берегу Онежского озера, но были разбиты воеводой Богданом Чулковым, которому помогли «вольные казаки» атамана Томилы Антипова и «охочие люди» из окрестных сел. К отписке Чулкова царю приложена именная роспись 118 человек «вольных казаков» и 86 добровольцев «Никольского Пудожского погоста, да Негижемской волости, Юрьева монастыря, крестьян и Никольского Андомского погоста», которые участвовали в сражении.[156] Потеряв под крепостью 200 человек, а по другим сведениям свыше 300 человек убитыми и ранеными, 23 ноября черкасы повернули на северо-восток, пересекли Онегу у Турчасово и прорвались на Двину.
6 декабря 1613 года разбойная рать подошла к Холмогорам. Черкасы рассчитывали на легкую победу и обильную добычу. Рядовые грабители знали о Холмогорах, что «острог не доделан, и людей в нем служилых с огненным боем всего с пятьдесят человек, а иных нет, а заморского де узорочного товару много». По показаниям пленных, командиры обещали «полчанам своим, что де им там будет золота, и серебра, и бархатов, и камок, и сукон дорогих много». На поверку оказалось, что грабители делили, как говорят, шкуру еще не убитого медведя.
К подходу черкасов в Холмогорах наспех «довершили» острог стоячий[157] в один тын с башнями к Двине реке, и засевшие в нем стрельцы и горожане отбили атаки «воров» и тем спасли центр Двинской земли от разрушения. [158] При осаде Холмогор и на приступах налетчики потеряли только убитыми 30 человек. В числе
