— Когда я был маленьким, мой папа на Святках всегда водил меня в цирк Чинизелли.
— Дедушка, а кто тебе тогда больше нравился — звери или клоуны?
— А вот этого я, к сожалению, уже не помню.
Старушка вдруг непринужденно вступила в их разговор:
— Подумать только, я ведь тоже девочкой ходила в цирк Чинизелли! А где вы жили тогда в Петербурге?
— На Большой Морской.
— А знаете, мы с вами в прежние годы были почти соседями: до войны мы жили на Конногвардейском бульваре. Может быть, в детстве мы с вами в одно и то же время гуляли в Александровском саду!
Сын Вождя испугался собственной внезапной болтливости и, чтобы пресечь дальнейшие расспросы о детстве, быстро проговорил:
— Потом меня увезли в другой город, и я вернулся сюда только под старость.
— А я всю свою жизнь прожила в этом городе и блокаду тут пережила. Я коренная петербурженка!
Не зная, что на это ответить, но и не желая прекращать нечаянный разговор, который уже перестал его пугать и даже начинал нравиться, Сын Вождя потер коленку и пожаловался:
— Вот, ревматизм разыгрался… Погода дурная…
Старушка тему о болезнях охотно поддержала и в свою очередь посетовала, что ее донимает артрит.
— А впрочем, нам с вами грех жаловаться на свои недуги: много ли наших ровесников дожило до старческих болезней?
— Да, это верно, — согласился Сын Вождя.
— У нас ведь как, в нашем-то возрасте? Сегодня болит одно, завтра другое, а мы все скрипим и скрипим… Мой отец, врач-гомеопат, дожил до девяноста лет. Он практиковал почти до самой смерти, по крайней мере давал медицинские советы знакомым. И, бывало, он утешал своих престарелых пациентов такой шуткой: «Если вам за семьдесят и вы, проснувшись утром, почувствовали, что у вас ничего не болит, значит, одно из двух: либо вы уже умерли, либо вы еще не проснулись». И он был прав, мой батюшка, не правда ли?
— Совершенно с вами, то есть с ним, согласен.
— А вы знаете, что ревматизм можно лечить без врачей — одним массажем?
— Неужели?
Да-да, одним только массажем! Причем этот массаж очень простой, его можно научиться делать самому.
— Это поразительно.
— А хотите, я вас научу? Я многих своих знакомых ему обучила, и массаж этот всем принес великое облегчение. Вы куда-нибудь спешите?
— Нет, я никуда не спешу, — с замиранием сердца, уже предчувствуя, что последует дальше, ответил Сын Вождя.
— Как раз следующая остановка — наша. Мы с Леночкой приглашаем вас в гости, и я вам преподам первый урок этого удивительного массажа. Вы не представляете, насколько вам сразу полегчает, вы просто другим человеком станете!
— Что вы! Это как-то неудобно…
— И не слушаю, и не слышу! Вздор какой — неудобно! Мы с вами уже не в том возрасте, чтобы бояться случайных знакомств. Леночка, приглашай дедушку — это же твой знакомый!
— Пойдемте к бабушке, дедушка! Мы будем пить чай с пирожками. Бабушка всегда печет пирожки, когда я прихожу к ней в гости.
— Прошу вас, не отказывайтесь. Куда бы вы ни направлялись, зайти по дороге попить чайку совсем не вредно, особенно по такой-то погоде. К тому же — это Леночка угадала — с домашними пирожками.
Это было так неожиданно, так удивительно прекрасно, что он не успел испугаться и — принял приглашение.
Они вышли из трамвая, и Леночка подала одну руку в пестрой варежке бабушке, а другую — ему. Впервые в жизни он ощутил в своей руке руку ребенка и очень удивился тому, какая она маленькая. Так они и пошли по заметенной улице: старик, старушка и между ними — не разделяя, а соединяя их — маленькая девочка, трогательная в своей пушистой зимней неуклюжести.
Он одним ухом слушал старушку, рассказывавшую что-то об изменении маршрута троллейбуса, который прежде подвозил их почти до самого дома, а другим — Леночку, глубокомысленно рассуждавшую о разнице между зверьми в цирке и зверьми в зоопарке. Он их обеих слушал не очень внимательно, сам он в это время думал о том, что это нечаянное счастье могло быть его настоящей жизнью: вот так идет он, так — Марина, а посередине — их доченька или, учитывая его теперешний возраст, скорее внучка. Ни сына, ни внука он бы иметь не хотел. Мальчики — это совсем не хорошо! Ведь именно мальчики, вырастая, сочиняют политику, а потом из-за нее убивают и мучают других таких же мальчиков…
Они подошли к подъезду с высокой двустворчатой дверью.
— Вот здесь я и живу! — сказала старушка, и Сын Вождя успел быстро шагнуть вперед и предупредительно отворить дверь, пропуская в подъезд ее и Леночку. Надо же — не забыл!
По широкой гранитной лестнице, обветшавшей, но все еще красивой — с коваными чугунными перилами и высокими тройными окнами с полукруглой верхней фрамугой — они поднялись на второй этаж и остановились перед обитой черной клеенкой дверью. Старушка достала связку ключей, выбрала из них самый большой и открыла замок.
— Входите, прошу вас!
Она провела их по длинному коридору, остановилась возле одной из дверей и объявила:
— А вот здесь моя комната!
Сын Вождя заметил, что в большой коридор квартиры выходит множество дверей, но постеснялся спросить, все ли живущие здесь люди приходятся старушке родственниками или тут есть и посторонние? Он уже слыхал прежде, что теперь бывают квартиры, в которых живут рядом и пользуются общей ванной и одним на всех туалетом совсем чужие друг другу люди.
Старушка отперла дверь комнаты ключом, и он подумал, что в квартире, видимо, проживают не только родственники. А Леночка живет где-то в другом месте и приходит сюда в гости… Странно.
За дверью оказалась крохотная прихожая, где Сыну Вождя предложили раздеться и разуться. Он снял свое тяжелое пальто, повесил его на вешалку, размотал шарф, сунул его вместе с шапкой в рукав пальто и начал разуваться. И тут он ужасно смутился: он не заметил, что его зимние ботинки стали протекать, а теперь это вдруг так некстати обнаружилось — тонкие серые носки промокли и потемнели от сырости.
Хозяйка между тем раздевала Леночку и смущения его не заметила.
— Наденьте вот эти шлепанцы, они вам будут впору, — сказала она, доставая из-под вешалки и подавая ему домашние туфли без задников.
Он хотел было незаметно сунуть в них ноги в мокрых носках, но потом решил, что это будет нехорошо — промочить своими сырыми носками хозяйские туфли. Он стоял в полной растерянности и совершенно не представлял, как ему выйти из столь сложного положения.
— Ох, как вы ноги-то промочили, бедный! Не надевайте пока туфли, я вам сейчас теплые носки принесу. Постойте тут минутку. Пойдем, Леночка!
Он стоял в тесной прихожей, не смея пошевелиться. Хозяйка вернулась через минуту и подала ему толстые шерстяные носки.
— Вот, наденьте. Да снимите же сначала мокрые! Я их на батарею повешу. Не стесняйтесь, не стесняйтесь, пожалуйста: наше дело стариковское — нам полагается ноги беречь. Давайте-ка их сюда!
Он послушно протянул ей скомканные и неприятные на ощупь мокрые комочки. Слава Богу, они, кажется, совсем не пахли…
— А эти берите и надевайте.
Он взял носки и, неуклюже наклонившись, натянул их на застывшие ноги.
— Проходите, голубчик, прошу вас. — С этими словами Мария Карповна откинула тяжелую бархатную занавеску, отделявшую прихожую от комнаты. Занавеска была старенькая, потертая, вылинявшая на
