представляющей из себя административной сошки. Но… если Стас прав, а его оппонент – нет…
Одного человека можно было и обойти! Еще раз перечитав запрос и ответ, Стас пришел к выводу, что не только может, но даже обязан принять меры по защите собственных прав – это было в интересах и самого Стаса и всего института.
Да, он не мог адресовать сообщение непосредственно начальнику отдела – на это имел право только руководитель группы. Значит, нужно было создать условия, при которых письмо уйдет не с компьютера Стаса, а с «персонального вычислительного комплекса» Глеба Ивановича.
Как? Письмо представляло собой документ, подготовленный на распространенном текстовом процессоре. Резолюция внизу документа выставлялась автоматически – руководитель группы открывал текст, чем приводил в действие программу, упрощающую ввод резолюции и напоминающую, что ввод таковой является обязательным. Но, если при открытии письма на выполнение отправлялась одна программа, Стасу ничего не стоило прикрепить к письму и другую!
Стас вполне мог написать код, который перешлет письмо дальше в тот же момент, когда руководитель группы увидит текст на экране своего компьютера. И в этом не было ничего сложного. Как узнать, какой из адресов в адресной книге руководителя соответствует начальнику Глеба Ивановича? Стас заглянул в собственную адресную книгу. Письма от разных адресатов имели разный уровень приоритета. Самый высокий предоставлялся руководителю группы – непосредственному начальнику Стаса… Тогда кому будет присвоен максимальный уровень важности на компьютере Глеба Ивановича? Разумеется, его начальнику, то есть тому, кого искал Стас!
Программа была готова быстрее, чем стих первый порыв юношеского гнева. Не успев хорошенько взвесить все за и против, Стас изменил заголовок письма, чтобы руководитель отдела не подумал, что ему дважды выслали одно и то же, и, уверенный, что поступает правильно, дал почтовой программе команду «отправить».
И только, когда письмо ушло по внутренней сети института, в душу Стасу закралась тень сомнения: что, если второпях он упустил что-то важное? Молодой человек попытался проанализировать, какая неосознанная мысль портит ему настроение, но пришел к выводу, что поступил против правил института и потому боится разоблачения. Но, если разобраться, какие шансы были у руководителя группы почуять неладное? И что он, Стас, сделал предосудительного? Наоборот – он был обязан доложить руководству, что способен приносить больше дохода, нежели приносил, находясь под «заботливым крылышком» Глеба Ивановича! Если непосредственный начальник отказывался помочь, наказать за вынужденный обход устава нужно было не Стаса, а плохого начальника!
В центре информационного зала работал голографический проектор, вырисовывая трехмерное изображение светловолосого, худощавого молодого человека. Вокруг изображения, в креслах, располагались оперативные работники отдела. Дима рассказывал о результатах проведенной им экспертизы, подводя историю к блестящему, на его взгляд, финалу. В этот момент в комнату вошли двое: высокий, статный, в хорошем сером костюме мужчина лет сорока пяти – глава департамента и отец Димы, и плечистый господин в офицерском мундире, с мощным лысым черепом и седыми бровями. Слушатели резко вскочили на ноги, вытягиваясь перед старшими офицерами.
– Попрошу всех выйти! – скомандовал глава департамента.
– Но я как раз заканчивал, – остановил отца Дима. – Дай нам еще пять минут?
– Сами разберутся! – отец кивнул подчиненным, чтобы поторапливались. – А тебя ждет другая работа.
– Но он уже у меня в руках… – поймав взгляд отца, Дима осекся и посмотрел на спутника главы департамента. – Прошу прощения! Я готов выслушать.
Отец удовлетворенно кивнул офицеру, и оба сели, подвинув кресла, чтобы всем троим оказаться друг напротив друга.
– Сними контактные линзы и одень вот это! – Владимир Сергеевич протянул сыну очки нэтфона, которые принес с собой.
– Увесистый… – прежде, чем надеть, Дима осмотрел прибор. Он чувствовал себя генералом, у которого отняли победу, и все еще надеялся, что отец передумает.
– Одевай, одевай! – подбодрил начальник департамента. – Немного громоздкий, зато изолирован от глобальной Сети. Приемо-передатчик работает по выделенному, закодированному каналу – связь только с серверами департамента… Готов?
– Да.
– Документы видишь?
– Дело? Вижу.
– Открой! Прочти! Выскажи свое мнение!
– Кто это?
– Подозреваемый.
– В чем? Тут сказано… – Дима в некотором недоумении взглянул поверх очков, словно предположил, что очки врали.
– Вот именно, Дмитрий, в нейропрограммировании. Хакеров и жуликов пусть ловят подразделения МВД – это их контингент. У нас другая клиентура. Для этого и нужны спецы вроде тебя.
– Мы используем нейропрограммистов, чтобы ловить нейропрограммистов. – присоединился офицер.
– Я вас не представил, – поправился Владимир Сергеевич. – Полковник ФСБ, Степанов Дмитрий Петрович. Твой теска. Будете работать вместе.
Пожимая руку полковнику, Дима помрачнел – проделанная работа, как и надежды на скорое повышение оказались пустыми.
– Но ты же говорил, что я получу подразделение, когда выйду на третьего нарушителя? – не смог смолчать молодой человек.
– Вот и поработай консультантом. Справишься – получишь свободу действий и собственную группу. Как договаривались.
– Нам нужно проверить этого человека, – вернул внимание собеседников к основной теме разговора полковник.
– Да. – Дима вновь заглянул в досье на экране своего нэтфона. – Кто он?
– Преуспевающий бизнесмен.
– А в чем обвиняется?
– В преуспевании. Нереально высокие показатели финансового роста. Версия: применение технологии нейропрограммирования для воздействия на партнеров по бизнесу.
– На партнеров по бизнесу? – Дима улыбнулся неосведомленности руководства. – Каким образом? Программирование – не гипноз. Для записи программы нужно время. Не мог же этот бизнесмен каждый день собирать конкурентов за банкетным столом и капать им в бокалы структурированную воду?
– Тоже не исключено. – Владимир Сергеевич остался серьезным, игнорируя сарказм сына. – Но, есть и другой вариант. Чтобы вызвать доверие партнеров и запугать конкурентов, подозреваемый мог воздействовать не на них, а на себя. Создать новый образ, который бы изменил отношение к нему самому и его предприятию.
– А это незаконно? – удивился Дима.
Полковник подсел к молодому человеку поближе, словно хотел обсудить с ним нечто интимное.
– Скажите, – доверительно тихим голосом поинтересовался офицер. – Если боец, закончивший школу боевых искусств, убивает противника в уличной драке, это преступление?
– Да, но ведь этот никого не убил?..
– А если грабитель, угрожая оружием, требует отдать ему одежду и драгоценности, это преступление?
– Да…
– А если нейропрограммист, владея недоступными другим знаниями, вынуждает жертву отдать одежду и драгоценности по доброй воле, от чистого, так сказать, сердца, это преступление?
Дима откинулся в кресле, чтобы оказаться подальше от напористого офицера и поразмыслить над логикой его вопроса.
