Утомленные впечатлениями дня, мы быстро заснули. Ночью нас разбудил шум дождя. Сузева все еще не было. Монотонный стук капель по палатке снова убаюкал нас, и на этот раз уже до утра. Приготовив на костре свой первый походный завтрак, мы начали было поругивать за длительное отсутствие Сузева, как он явился в сопровождении человека, шагавшего рядом с лошадью. Это был один из наших проводников, нанятых Сузевым, Петр Заяц. Было ему немногим больше тридцати; высокий, поджарый и веселый, он нам сразу понравился. На время сборов Петр предложил Сузеву поселиться у него.
Дом Зайца стоял в центре деревни на берегу реки. Во дворе нас встретили две его малолетние дочери и жена.
— Таня, — приветливо сказала она, знакомясь с нами.
На вид она была старше Зайца, стройная, с добрым взглядом выцветших синих глаз, с усталым, чуть грустным лицом. Обращаться к ней по имени мы сочли неудобным и спросили ее об отчестве.
— Татьяна Ивановна, — сказала она, улыбнувшись.
Днем мы с Димкой пошли знакомиться с деревней. Вострецово — большое старинное поселение русских в Приморье. В центре села стоит деревянный обелиск погибшему партизану — застывшее эхо гражданской войны, пролетевшей в этих глухих таежных местах.
Остаток дня мы посвятили тренировкам; нам нужно было научиться ездить на лодке. Заяц показал свою пирогу, и мы лихо принялись за дело. Видимо, память о том, что, даже Тихий океан со всеми своими штормами не смог утопить меня, настроила меня к обучению легкомысленно. Я небрежно шагнул в лодку и тотчас же поплатился за это: лодка, качнувшись, выбросила меня в реку. Эта участь постигла и Димку.
Мне никогда не приходилось объезжать диких лошадей, но до сих пор думаю, что в хватке управлять мустангом и лодкой на горной реке наверняка есть что-то общее. Эта чертовка лохань крутилась под нами с резвостью дикого жеребца, и мы не успевали просыхать. К концу дня нам удалось все же научиться кое-как держаться в ней на ногах и какое-то время даже придвигаться против течения. В продолжительности этого движения Димка на десять секунд побил меня. Его перерыв между купаниями составлял полторы минуты. Нам стало легче от сознания того, что подобный способ езды не удел избранных.
Вечером, прислушиваясь к советам Зайца, мы наметили ассортимент и количество необходимой провизии, которую нужно было закупить перед отъездом. Эта задача возлагалась на меня с Димкой. Сузев должен был продолжать поиски еще одного проводника, в крайнем случае достать еще одну лодку.
Татьяна Ивановна принимала живейшее участие в нашем совещании. Она бескорыстно снабдила нас многими дарами своего огорода.
— Куда ты наперла! — говорил Заяц выбрасывая из мешка цветную капусту. — Только и делов нам, что твои финтифлюшки стряпать…
— Бери, горе луковое, а то ведь когда вернешься, штаны держаться не будут…
Заяц рассердился, но капусту все же взял. Утром мы закупили муку, крупу, растительное масло, хлеб, немного консервов, соль. Упаковав все это, мы с Димкой снова отправились на реку, тренироваться. На этот раз наука шла успешней. Мы даже рискнули пройти на шестах километра три против течения, преодолев один довольно бурный перекат.
Вернувшись к обеду в дом, мы застали там Сузева и нового проводника. Пятому члену нашей экспедиции было уже за пятьдесят. Коренастый и широколицый, заросший щетиной до самых глаз, он производил впечатление очень сильного человека. Двигался он неторопливо, так же, как и говорил.
— Семен Карабанов охотник добрый, — сказал Заяц когда тот ушел, — но мужик того… — не договорил он.
Вечером Сузев повел нас к Игнату Трофимову— знаменитому приморскому тигролову.
Трофимов жил в Вострецово и работал комбайнером в колхозе. С Сузевым он был знаком давно, вместе когда-то ловили тигров, да и здесь уже виделись несколько раз. Дом у Трофимова был большим — под стать его семье. Во дворе и комнатах нас встретила такая многочисленная орава, что мы растерялись. Когда я потихоньку спросил Сузева, где здесь свои и где чужие, он мне ответил, что все свои и что количества детей он точно не знает, но где-то от одиннадцати до тринадцати.
Трофимов мне понравился. Простой и спокойный, он ничем не подчеркивал своего превосходства и разговаривал с нами на равных. А ведь на счету этого внешне ничем не примечательного человека были десятки отловленных тигров, тысячи километров, исхоженных по тайге. Он рассказал нам о дороге к Перевальной и о самой Перевальной, дал много полезных советов и на прощание подарил рыболовную сетку.
Мы уходили из дома Трофимова, провожаемые гвалтом многочисленных отпрысков, унося с собой теплое чувство к хозяину.
2
К полудню мы отплыли из Вострецова. Наш караван состоял из двух лодок, одной оморочки, пяти человек и четырех собак. Одну из них — Куклу — привез Карабанов, вторую — желтую и чрезвычайно злобную, по кличке Бобик — Сузев взял под расписку у местного охотника. Я находился в одной лодке с Зайцем, Сузев был с Димкой, и только Карабанов ехал один на оморочке.
Много лет пролетело с того времени, но и по сей день я не могу забыть этого путешествия. Б. Уссурка, то стремительная, то спокойная, то сжатая скалами, то разливающаяся в плёсы, дикая и прекрасная, открылась перед нами. Она не велика, в редких местах ширина ее доходит до двухсот метров, в основном же русло реки наполовину меньше. Берега сплошь покрыты нетронутым лесом. Местами река течет у подножия таежных хребтов и сопок, и могучие кедры роняют свои шишки прямо в воду. Подтачиваемые водой и временем, рушатся скалы, обнажая свою родословную и преграждая своими телами путь воде. В этих местах Б. Уссурка пенится и кипит и подходить туда на лодках опасно. На реке множество перекатов. Иногда скорость воды так велика, что, когда смотришь на ее бег, кружится голова. Как правило, глубина здесь небольшая, и приходится часто выходить из лодки и тащить ее руками. Там же, где река разливается вширь, шест не достает дна и тогда продвигаться можно только возле берега,
Вообще толкать шестом груженую лодку против течения горной реки дело трудное, и в первый день нам удалось пройти не более десяти километров. Место для ночлега мы выбрали на небольшой галечной косе. Выше по течению выделялась высокая куполообразная сопка Дубравушка. Покрытая светлой зеленью дубовых листьев, она и впрямь напоминала живописную дубраву в просторах кедрового леса. Противоположный берег Б. Уссурки врезался в тайгу несколькими старицами и заливами. После знойного августовского дня особенно приятно было ощущать вечернюю прохладу. Мы поставили одну палатку, приготовили костер и всей компанией отправились на рыбалку. Димка взял удочки, я с Зайцем и Карабанов с Сузевым поехали блеснить щуку.
Есть что-то таинственное в этой вечерней ловле. Неподвижно застыла вода, отражая в себе плотные тени нависших над берегом кустов; одна за другой умолкают дневные птицы; все в природе притихло в ожидании ночи. Бесшумно скользи г по плесу лодка, оставляя за собой едва заметную дорожку. Стараясь не плескать, я осторожно толкаю ее шестом. Заяц сидит рядом со шнурком от блесны. Вот он резко дергает рукой и начинает быстро-быстро вытягивать натянутый, мечущийся шнур. По блесне ударила щука, и теперь она крепко сидит на ее тройнике. Еще мгновение — и вот уже щука бьется в лодке. И снова наплывают из темноты и пропадают в ней неподвижные кусты. Совместный улов всей нашей компании состоял из трех щук, двух ленков да с десятка полтора рыбешек поменьше, пойманных Димкой на удочку.
Летят в ночное небо искры костра, закипает в котелке уха — мы лежим возле огня и слушаем охотничьи побасенки Зайца. Говорить он мастер, в его рассказах есть какая-то мечтательно-поэтическая струнка, и слушать Зайца приятно.
Журчит река, неведомые шорохи идут из темноты — тайга живет своей загадочной ночной жизнью. Мрак настораживает и пугает, зато огонь тянет к себе с непреодолимой силой. Есть что-то мистическое в пляске ночного костра. Он гипнотизирует, лишает мысли и оставляет только одно желание — смотреть и смотреть на него.
Поднялись мы с восходом солнца, но, затянув с завтраком, выехали поздно. День, как вчера,
