– А беглые – кто ж? Теперь бегут не токмо от Орды. До нас уж иные добежали. В запрошлом годе один ваш ратник во гневе сулил нам Боброка с полком – и как в воду глядел. Да Боброк – ладно бы, почище явился князь-воевода. Вы-то небось из-за полону с татарами подрались?
Жар кинулся в лицо Ваське, кулаки сжались, но слова застряли в горле. Так вот что за дымы и зарева преследовали их в последние дни, вот почему рязанцы шарахались от его сторожи! Владимир! Владимир Храбрый разорял владения своего давнего врага Олега Рязанского. Неужто с благословения Донского?
– Мы – полк великого князя московского, – сказал сдержанно. – В усобицы удельников не встреваем. Мы Орду гоним.
– А слышно, боярин, будто князь Храбрый без слова Донского за порог не ступит, не токмо за порубежье?
– Ступил, как видишь. И за Ламу ступил, и за Оку. Небось и его удел обращен в золу не без участия рязанского князя.
Бородач тяжело вздохнул, неуверенно сказал:
– Кто их, князей, разберет? Однако, с твово дозволения, светлый боярин, поищу я наших среди полона…
Тупик ощутил смертельную усталость. Сторожевая служба – не мед. И в Волоке-то не знал отдыха, а уж после – все дни и ночи впереди войска. Да еще эта весть – веригой на шею… Как в одном человеке могут соединиться хватка и мужество истинного государя с жестокой ограниченностью удельника? То, что делал теперь Владимир, тянуло отношения Москвы с Рязанью назад, во времена беспощадной вражды. Это ведь ясно даже Ваське Тупику. Разве князь Храбрый глупее сотского? Народ не прощает насилия над собой, и неизвестно еще, чем нынешнее обернется князю Серпуховскому, да и Москве. Нет, не как наперсник великого московского государя действует теперь Владимир. Если он хотел наказать Олега – садился бы на его стол. Сейчас Рязань, не раздумывая, примет победителя Орды.
В одном лишь Тупик не был убежден: позволит ли Донской своему брату держать в одной руке серпуховские и рязанские владения. Все не так просто на грешной земле.
Из лагеря через речку гнали трофейные телеги – под раненых. Громко распоряжались десятские. На другом берегу гудел и плакал человеческий улей. Словно чья-то рука вдруг сжала Васькино сердце. Горькая судьба семьи Еремея Стрехи ему стала известна от Ивана Копыто. Детей он возьмет к себе. Но вдруг там, за речкой, кто-то из уцелевших? Может быть, Настена?.. Только невозможно это – первые ордынские полоны теперь так далеко, что их не догонит никакая сторожа.
Всю ночь не смыкали глаз. И лишь когда в лучах рассвета сверкнули копья и шлемы конной тысячи сторожевого полка во главе с Василием Вельяминовым, по всей колонне началось шумное ликование: люди поверили, что рабская доля на сей раз их миновала. Московский полк стоял в десяти верстах.
Наутро, присоединив к своим одну Вельяминовскую сотню, Тупик повел разведку к Дону, в сторону Богородицкой пустыни, где встречные беглецы видели накануне другой транспорт врага. Теплый ветер смывал с густо-синего неба дымы и копоть, после раннего крутого зазимка отогревалась под ласковым солнцем земля, по низинам заголубели озера, отражая пролетные стаи рыжих осенних птиц, и всадникам временами казалось, что наступила весна.
Минуло тринадцать лет. В солнечный летний полдень с Дона в Москву примчались вестники тревоги: хан Тохтамыш с войском вошел в русские земли. Доставленный сакмагонами ханский посол коленопреклоненно просил у великого московского князя Василия Димитриевича защиты и помощи для своего владыки: по следам Тохтамыша с неисчислимым войском шел Тамерлан.
Василий узнал гостя: мурза Карача, которого хан присылал к Донскому для мирных переговоров. Случилось это через полтора года после сожжения Москвы. Тогда Михаил Тверской с сыном Александром, далеко объехав московские земли, направился в Орду за ярлыком на великое княжение Владимирское. Над Русью вставал призрак новой кровавой смуты. Усмирять тверского князя мечом было опасно: Москва еще оправлялась от ордынского погрома, за спиной – хан и обозленный Олег Рязанский. Скрепя сердце Донской обратился к опыту своего деда Калиты – потребовал от князей готовить к зиме дани в Орду и принял ханского посла. Карача поклялся: Тохтамыш никому другому не выдаст заветного ярлыка, если Москва заплатит. Чтобы хан поверил в искренность москвитян, Донской отправил к нему с посольством своего наследника. Тохтамыш принял тринадцатилетнего Василия при всех иноземных послах, усадил рядом, угощал из собственных рук, подчеркнуто именуя «любимым сыном». Княжонок дичился, взгляд его все время натыкался на гневное лицо великого князя Михаила Александровича. Хан вдруг подозвал Тверского и самолично вручил ему грамоту с золотыми печатями.
– Жалую тебя, князь Михаил, отчиною твоею – великим княжением Тверским.
– Но, великой царь!.. – Голос Михаила дрогнул, рука с ярлыком опустилась. Для того ли совершил он долгий, опасный путь, чтобы получить ярлык на то, чего никто не оспаривал? Иное сулили Михаилу в Орде. И дары великие пропали зря.
– Князь! – Тохтамыш нахмурился, уловив досаду Тверского. – Я свои улусы знаю сам, и каждый князь русский теперь служит мне по старине. А что неправдой жил со мной улусник мой Димитрий Московский, так я поустрашил его, и ныне служит он мне по правде. Ты же поспеши в свой улус да проследи, чтобы выход в Орду был собран сполна и в срок. А до того сын твой останется с нами. Его близость утешит нашу печаль по тебе.
В тот же день Михаил покинул Сарай. Уже никогда больше не пытался он добыть великое княжение Владимирское, ибо понял: хан просто не в силах вырвать это княжение из московских рук.
Заложником в Орде был оставлен и юный Василий. Еще со времени набега на ханских задворках обретался Кирдяпа. Как в старинные времена, наследники великих русских князей оказались в ханских руках. Не было лишь Федора, сына Олега Рязанского, но это не тревожило Тохтамыша: Кореев доносил, что Олег готовит возмездие москвитянам.
Тем временем из Орды во Владимир прибыл особый посол – проследить за отправкой дани. Для такого дела Тохтамыш выбрал жестокого и неуступчивого Адаша. «Лютый посол» настоял на ханском требовании: каждая русская деревня платила полтину серебром, тяжкую дань платили и города. Народ роптал, враги Москвы старались направить общую злобу против Донского. Несмотря на потерю лучшего войска и гибель наследника, хан мог считать поход на Москву удавшимся.
Ранней весной 1385 года, после того как собранная дань ушла в Орду, рязанский князь внезапным набегом захватил и разграбил Коломну. Выступивший против него Владимир Храбрый был разбит на рязанской земле: Олег отомстил свою обиду. Владимир требовал у брата сильных полков, но Донской, снова смирив себя, вместо войска послал в Переяславль-Рязанский троицкого игумена Сергия Радонежского. То, что оказалось не под силу мечу, было наконец завоевано силой народного мнения, авторитетом церкви и
