– С огромной и большой. Может, в самом деле, поженимся? Или давай так: мы поженимся, поживем счастливо года три, а потом разведемся. Другой вариант: я выхожу замуж, например, за Костякова, обираю его до нитки и выхожу опять замуж за тебя, но позже.
Володе эти разговоры не понравились.
– А с чего, кстати, он тебе помещение выдаст? – спросил он. – А у вас, что ли, уже такие отношения?
– Дружеские. Он захотел со мной дружить с первого взгляда. И заказал свои портреты. На память потомкам.
– Ты не говорила.
– Вот, говорю. Нет, я лучше за его сына замуж выйду. Тоже не бедный, но моложе. План такой же – обираю до нитки, а потом развод, выхожу замуж за тебя.
– А если нам сразу пожениться?
– Если сразу, я тебя быстро брошу.
Володя, подумав, сказал:
– Знаешь что, давай не шутить на эти темы, ладно? Сидит тут, рассуждает. Выйду замуж, брошу. У меня тоже есть мнение вообще-то. Я жениться на тебе не собираюсь.
– Разве? А предлагал.
– Из вежливости.
Как он хочет быть взрослым, ироничным, опытным. Как
И ведь иногда надоедает, если честно, быть взрослой, взрослее всех сверстников и многих, которые старше. Хвататься за любую работу, ухаживать за Лилей, вести хозяйство. Хочется, чтобы на руки взяли. Не как Володя берет или, было когда-то, другие брали, а – по-отцовски. На ручки это называется.
Даша представила себя на ручках Павла Витальевича и рассмеялась своей минутной глупости.
– Ты чего? – спросил обиженно Володя, уверенный, что смех – в его адрес.
– Да так. Мне бы мужиком родиться. Я поняла, что больше всего люблю что-то делать.
– И я люблю фотографию, но…
– Ты только фотографию. А я могу сменить. Главное, чтобы получалось, чтобы лучше всех, чтобы хвалили.
– Всем женщинам нравится, когда хвалят.
– За внешность, за макияж, за ноги длинные, за грудь большую, а я хочу, чтобы за дело, есть разница?
– Ты женщин не любишь?
– Они меня не любят. Разве не заметил – у меня подруг нет. Кроме тебя. Ты моя лучшая подруга.
– А по морде за такие слова?
– А дай! Слушай, в самом деле, ты вот получал по морде?
– Было. В школе и потом. Мало ли что случалось. И сам давал.
– А меня никто никогда не бил.
– Ты девушка.
– Ну и что? Девушки по морде сейчас получают запросто! В классе у нас всех били, хотя бы в шутку, а меня никто. Никто ни разу не ударил по морде, это плохо. В жизни все надо знать. Володя, дай мне по морде, пожалуйста! Только кулаком! Не так, чтобы лицо разбить, но чтобы синяк остался. Очень прошу! Народ говорит: бьет, значит, любит. Ты меня не любишь?
Она приставала, Володя отшучивался, отнекивался, потом все-таки дотронулся легонько кулаком до щеки, Даша рассердилась. И вдруг сказала:
– Ты дерьмо и глист ползучий. Ты детсад, младшая группа. Ты не мужик, ты абсолютно не понимаешь, когда надо женщину слушать, а когда не надо. Сейчас надо, а ты слюни пускаешь. Думаешь, умеешь в меня писю свою запихивать – и мужчина? Это сейчас в пятом классе мальчики умеют. Поэтому я тебя брошу, понял? Не обязательно сейчас, но брошу, а ты потом думай почему. И ты еще обрадуешься, что тебя такая тварь бросила, ты еще найдешь себе блондинку с голубыми глазами, и она…
Володя ударил Дашу. Больно и сильно.
Она схватилась за щеку.
Володя объяснил:
– Это тебе – за тебя.
Сглотнув теплую сладкую кровь (щеку изнутри рассекло зубами), Даша сказала:
– Опять ты оказываешься умней, чем я думала.
– А ты дура. Дай посмотреть, что у тебя там?
Даша вместо этого стала целовать его, по их подбородкам струилась кровь, Даша подумала, что, если бы это снять, вышло бы ужасно фальшиво.
29. СИ КАНЬ. Повторная опасность
____ ____
__________
____ ____
____ ____
__________
____ ____
Один бьет его, скрюченного, по ребрам, второй склонился и рычит:
– Отдай!
Рычит Максим Костяков, а бьет брат его Петр.
Немчинов закрывается руками и кричит.
– Не могу! – кричит Немчинов.
Он хочет сказать, что готов отдать телефон, но не может залезть в карман – руки заняты.
– Отдай!
– Берите!
– Сам отдай!
Немчинов пытается одной рукой быстро нырнуть в карман и тут же получает удар в незащищенное место, в живот.
Наконец он откатывается куда-то в угол, вырывает из кармана телефон. Бросает, как гранату:
– Нате!
Но телефон почему-то не взрывается, он в руках у Максима. Максим рассматривает его и со всей силы шарахает об стену.
Конец мукам.
Нет, не конец.
– Убить его, дурака, – говорит Петр.
– Согласен, – говорит Максим.
Они хватают Немчинова, высовывают в окно и держат на страшной высоте. Хохочут.
Не может этого быть, думает Немчинов. Они этого не сделают. Меня нельзя убить. Не потому что невозможно, то есть всё возможно, но – нельзя.
Но они отпускают его, он летит, асфальт приближается…
Немчинов проснулся весь в поту, с колотящимся сердцем. Сначала убедился, что жив, и обрадовался. Потом вспомнил сон. Удивительно реальный, обычно сны у Ильи сумбурные, с какими-то незнакомыми людьми и местами. Но иногда бывает и как сейчас – конкретно снится какой-то человек, правда, часто в фантастической ситуации. Помнится, был смешной сон очень давно: он зачем-то добивался взаимности Маргарет Тэтчер. Ничего удивительного: насмотришься телевизор, вот и пожалуйста. И на приеме в Кремле
