– Я так понимаю, что вы фанеру все равно чем-то закрывать будете? – спросил старший рабочий.
– Ну и что?
– Тогда чего загоняться? Не видно же будет.
– Мне нравится ваша логика. Значит, если трусов не видно под штанами, можно в грязных ходить?
– А вы не оскорбляйте! – обиделся младший. – Не нравится, нанимайте других. Только заплатите сначала.
– Ничего подобного, – сказал Егор. – Вы переделаете это и сделаете все до конца. Тогда и заплачу.
– Наглеешь, парень, – сказал старший. – Ты думаешь, если я плотник, ты можешь меня на деньги кинуть? Думаешь, я с тобой разобраться не сумею? У меня брат в Зареченском РОВД замначальника, это я не пугаю, а так, к слову.
– Очень приятно, – хладнокровно ответил Егор. – Можете передать, что Егор Павлович Костяков хочет с ним познакомиться.
– А это кто?
– Это я.
– Ну и что?
– Ничего.
Старший и младший переглянулись. Чутье подсказывало им, что, если человек так представляется, это неспроста. Как бы не нарваться.
И старший неохотно сказал:
– Ладно, переделаем. А про пол предупредить надо было, что косой.
– Моя ошибка, согласен, – дипломатично ответил Егор.
Кивнув Яне, он спустился в зал.
– Есть хочешь?
– Можно.
– Ресторанчик в «Меркурии» знаешь? “Untitled”. Там неплохо кормят.
– Да, я бывала, – зачем-то соврала Яна.
На самом деле она знала только, что это один из самых дорогих ресторанов в городе. И расположен хитро: проходишь через торговые залы и попадаешь к лестнице на второй этаж – с желтыми (как бы позолоченными) металлическими перилами, красной ковровой дорожкой. А там, на втором этаже, говорят, охрана, фейс-контроль и строгие требования к дресс-коду. Интересно, ее джинсы и футболка подойдут? Но Егор и сам в джинсах и футболке. Да еще и в красных кедах с черными шнурками и белой подошвой. Значит, нет проблем.
Это было недалеко, через несколько минут вошли в «Меркурий». Пошли по длинному коридору, Егор вдруг остановился у отдела с вывеской «Фотостудия», двери которого были распахнуты, а внутри велись работы: передвигали столы, на столы ставили компьютеры, принтеры, еще что-то. Егор вошел, Яна встала в дверях. Всем распоряжалась девушка, которая показалась со спины знакомой. Повернулась, и Яна узнала Дашу.
– Привет! – улыбнулась она Егору приятельски (слишком приятельски, подумала Яна). – А мы вот устраиваемся. Сняли помещение.
– Хорошее дело, – оценил Егор.
Даша кивнула и Яне, Яна снисходительно усмехнулась (не почему-либо, а так, на всякий случай – чтобы Даша много о себе не думала).
– А это Володя, – Даша показала на худого черноволосого юношу, возившегося с другими работниками, устанавливая и налаживая оборудование.
Володя приветственно махнул рукой, не отрываясь от дела.
– Мы знакомились, – сказал Егор.
– Когда? А, да, после спектакля. Вспомнила.
Яна тоже там была, но тогда не обратила внимания, слишком была занята Егором, стояла рядом с ним, а потом сидела за столом. Это хорошо, подумала она, что девушка не помнит, как она знакомила своего парня с кем-то. Значит она этому кому-то, то есть Егору, не придает значения. Да, они нравились друг другу, Яна это видела, но мало ли кто кому нравится на минутку?
– А чья фирма? – спросил Егор.
– Я же говорю: наша. Моя и Володи. Все виды фотоуслуг. Взяли кредит, будем отрабатывать.
– Отлично, – сказал Егор. – От всей души поздравляю.
Прозвучало действительно от всей души. При этом без каких-то оттенков. Человек рад за человека, вот и все. Яне это очень понравилось.
Они отправились ужинать. Егора приняли как своего и отвели, не спрашивая, в дальний уголок. Жаль, курить там нельзя, но Яна и не будет курить при Егоре. Пора вообще бросать.
Егор ел очень мало, разборчиво и долго, Яна тоже постаралась растянуть, хотя обычно считала, что тратить на еду больше чем пять минут слишком расточительно. «Ты не ешь, а лопаешь», – говорит ей мама. Ну и что, у каждого своя манера. Если долго есть и спать – жить когда?
И все было нормально, все было хорошо, но Яну что-то беспокоило. Егор говорил о спектаклях, которые будут в следующем сезоне, о том, каким будет новое оформление сцены, потом на общие темы – например, почему он не любит красное вино, а любит белое, которое есть только в этом ресторанчике, он назвал его, Яна не запомнила. Да и то, оговорился Егор, это все равно суррогат, вино надо пить там, где его производят.
– А ты был там, где его производят?
– Да.
– Завидую.
– Ничего особенного, французское захолустье.
Яна чуть не засмеялась. В их кругу это называется понты кидать. Разве может быть во Франции захолустье? Но тут же подумала – почему бы и нет? Это ей, которая нигде не была, кроме двух раз в Турции с родителями, вся Франция кажется экзотикой, а бывает и там, наверное, в самом деле, такая глушь…
Но что-то было не так, что-то не так.
Наконец Яна поняла. То есть она поняла это раньше, как только позвонила Егору, но не хотела признаваться себе. Что-то не то – это то, как он с ней говорит. А говорит он так, будто ничего не было. Совсем.
Это – намек? Больше ничего не будет? А яснее нельзя?
Только не напрашиваться, приказала себе Яна. Ни в коем случае. И почувствовала, что сейчас заплачет. Чтобы сдержаться, глотнула той кислятины, которую он так любит, и сказала (мысленно проклиная себя) легким и веселым голосом:
– Ужасно секса сегодня хочется. Пойдем потом к тебе?
– Не совпали. Мне сегодня секса не хочется, – сказал Егор, поморщившись, будто сама мысль о сексе была ему неприятна.
– Ладно, в другой раз.
– Может быть.
Не заводись, сказала себе Яна.
Но было уже поздно.
– Только не надо тут фигурным катанием заниматься, ладно? – сказала она Егору.
– Чем?
– Это мой отец говорит, когда кто-то вместо того, чтобы говорить нормально, начинает вилять и хитрить.
– Я виляю и хитрю?
Дура, сказала себе Яна. Он только того и ждет, ему повод нужен для ссоры. Уймись, не говори больше ничего!
– Конечно! – сказала Яна. – Не надо так со мной разговаривать вообще. «Может быть!» – тоже мне, хрен с бугра.
– Это тоже выражение твоего папы?
– Неважно! Может быть или не может быть, это я сама решу!
