Что я мог на это сказать? Ведь не говорить же ей, что нас вполне могут прикончить на пороге собственного дома. Да она наверняка просто не поверит.
Я был убежден: Личфилд-гроув – место для нас слишком опасное. И мне ни в коем случае не хотелось подвергать свою невесту хотя бы малейшему риску. Прошлый раз мне повезло, можно даже сказать, очень повезло. Я вовремя заметил убийцу и улепетывал от него, как ветер. Но Клаудия не сможет бегать после операции, с двумя надрезами на стенке брюшной полости. Да и кто сказал, что мне снова повезет?
А чтобы выжить, должно везти всякий раз.
А потому лучше оставаться как можно дальше от убийцы, в том месте, где он не сможет нас найти. Чтобы его везенье кончилось.
И я твердо решил, что о возвращении на Личфилд-гроув не может быть и речи.
– Мама страшно соскучилась, – сказал я. – Да и тебе самой пойдет только на пользу побыть с ней после операции.
– Да, – ответила она. – Но это вовсе не означает, что мы должны ехать к ней прямо из больницы.
– Ну, будет тебе, дорогая, – взмолился я. – Если твоя мама была бы жива, мы бы могли поехать к ней.
То был удар ниже пояса, а Клаудия пребывала не в том состоянии, чтобы его выдержать.
Мы крайне редко говорили о родителях Клаудии. Они бросили ее, когда девочке было восемь, отвезли пожить к бабушке, да так никогда за ней и не вернулись. Их «Форд Эскорт» слетел с дороги в Бичи-Хед, сорвался с обрыва и упал на галечный пляж с высоты около пятисот футов.
Дознаватели вынесли вердикт – несчастный случай, а не самоубийство. Причем даже не стали выяснять, кто в момент аварии находился за рулем, исправна ли была машина. Но как бы там ни было, Клаудия проклинала их обоих за то, что они оставили ее в этом мире одну-одинешеньку.
«Вполне вероятно, – думал я, – что то была истинная причина, по которой она писала столь мрачные, даже жутковатые картины», – но эту тему я затрагивал редко. А если и затрагивал, то с осторожностью и тактом.
– Знаешь, это нечестно, Ник, – сердито огрызнулась она.
– Прости, – сказал я. – Но мне хотелось бы, чтоб прямо отсюда мы поехали к маме.
– А как же мои вещи? – спросила Клаудия.
– У тебя здесь с собой всего полно, – вывернулся я. – А вчера я забрал из дома еще несколько вещичек.
– Но я не могу ехать к твоей маме ненакрашенной, – то был последний ее довод.
– Я и косметичку твою прихватил, – заметил я не без торжества в голосе.
И мы отправились к моей матери, но прежде я допустил еще одну промашку, упомянул о взятой напрокат машине.
– А почему не на нашем «Мерседесе»? – сердито спросила Клаудия.
– Подумал, что после операции тебе нужно разместиться с большим комфортом, – ответил я, так и излучая заботу и доброту. – В нашем «SLK» на пассажирском сиденье все же тесновато.
«И опасно», – добавил я про себя.
Агент из сервиса «Герц – машины напрокат» пытался уговорить меня взять «автомобиль недели», ярко-желтый «Ауди» с откидным верхом и сияющими хромом колесными дисками.
– Вам очень подойдет, сэр, – напористо твердил он. – Ваш цвет. Сразу бросается в глаза. Сразу видно, что человек хочет заявить о себе.
Но вместо этого я предпочел стандартный внедорожник, четырехдверку с темно-синим салоном, скоростной, но не бросающийся в глаза. Мне нужно было слиться с местностью, а не бросаться в глаза.
И заявлять о себе я собирался совсем по-другому.
Я сказал Клаудии, что моя мама очень ждет нас, хочет, чтоб мы у нее погостили. И не покривил душой. Она согласилась принять нас, но только после того, как я отговорил ее от поездки в деревню на заседание исторического общества, куда она отправлялась днем по средам.
– Послушай, мам, – сказал я в телефонную трубку, разбудив ее без десяти семь утра. – Нам с Клаудией нужно отсидеться где-нибудь несколько дней.
– А что случилось, дорогой? – спросила она. – И почему вдруг такая срочность? Может, приедете завтра?
– Ну, пожалуйста, мам!.. – протянул я тоном семилетнего ребенка, уговаривающего родителей купить ему долгожданную игрушку.
– Ну, хорошо, ладно, – сказала она. – Все равно мне придется поехать и купить продукты. И еще мне страшно не хочется подводить других.
– Они поймут, – сказал я. – Скажи им, что к тебе приезжает сын познакомить с невестой.
На несколько секунд она лишилась дара речи. Я терпеливо ждал.
– О, дорогой, – пробормотала она дрожащим от волнения голосом. – Это правда или ты просто так сказал?
– Это правда, – ответил я.
Едва успели мы свернуть на дорожку к ее дому, как мама выбежала встречать нас, в слезах и почти неспособная произнести и слова от счастья. И обняла Клаудию крепко-крепко, как никогда раньше.
– Что это ты ей такое сказал? – шепотом спросила меня Клаудия, когда мы вошли в дом.
– Сказал, что мы помолвлены, – ответил я. – Мы ведь с тобой теперь помолвлены, верно?
– Да, – с улыбкой сказала она. – Конечно, помолвлены. Но ты наверняка сказал ей что-то еще. Она знает о раке?
– Нет, – ответил я. – Это ты должна решить, говорить ей или нет.
– Думаю, что нет, – пробормотала она. – Во всяком случае, пока.
Вот и хорошо.
И мы прошли в просторную кухню – она же столовая и гостиная, и Клаудия сразу опустилась в кресло.
– Что случилось, дорогая? – сразу всполошилась мама. – У тебя что-то болит?
– Болит, Дороти, – призналась Клаудия. – Мне только что сделали операцию. На грыже. Но ничего страшного, скоро оклемаюсь.
– О, бог ты мой, – засуетилась мама. – Тогда тебе лучше прилечь на диван, вот тут.
И она запорхала, засуетилась вокруг будущей невестки, точно курица вокруг целого выводка цыплят, и вскоре Клаудия уже лежала на обитом ситцем диване с горой подушек, подоткнутых под спину.
– Ну, вот, – сказала мама и отступила на шаг, точно любуясь делом рук своих. – А как насчет чашечки горячего чая?
– С удовольствием, – ответила Клаудия и незаметно подмигнула мне.
Я оставил женщин – пусть себе и дальше укрепляют родственные взаимоотношения – и поднялся с сумками наверх, в гостевую спальню, по узкой винтовой лестнице.
Уселся на кровать и позвонил в контору по телефону матери. К этому времени Грегори уже должен был вернуться после уик-энда, и если повезет, Патрику, возможно, удастся убедить его за ленчем сменить гнев на милость и оставить меня на работе.
К телефону подошла миссис Макдауд.
– «Лайал энд Блэк», – бросила она в трубку обычным для нее суховатым тоном. – С кем вас соединить?
– Привет, миссис Макдауд, – сказал я. – Это мистер Николас.
– Ах да, – тон ее немного потеплел. – Мистер Патрик говорил, что вы можете позвонить. Но это не ваш номер.
Миссис Макдауд, подумал я, придерживалась нейтралитета. Не проявляла ко мне ни особого дружелюбия, ни враждебности. Очевидно, предпочла выждать, что решат старшие партнеры, и уж потом выработать свою линию поведения.
– Мистер Патрик и Грегори уже вернулись с ленча? – спросил я.
– Они и не ходили ни на какой ленч, – ответила она. – Они уехали на похороны. Наверняка пробудут там до конца дня.
