– Вот, – сказал я и достал из кармана ключи от маминого дома. – Вернусь около десяти, по дороге заезду к Джоан и заберу маму.
Клаудия взяла ключи и нервно завертела их в пальцах.
– Джен проводит тебя до дверей, – пытался успокоить ее я. – Потом запрешься изнутри и откроешь только мне.
И тут вдруг она забормотала нечто на тему того, что не так уж ей и хочется возвращаться в коттедж и сидеть там одной. Но я видел: она сильно замерзла, к тому же еще не до конца оправилась после операции. Честно говоря, мне было бы спокойнее отправить ее домой с Джен, чтоб я мог собраться и сосредоточиться на предстоящем разговоре с Шеннингтоном.
– Ну ладно, – протянула она. – Но только, пожалуйста, не задерживайся.
– Не буду, – кивнул я. – Обещаю.
Ложа Шеннингтона почти опустела, когда я вошел туда перед пятым забегом, и Бена тоже видно не было.
– Уехал в Оксфорд, – объяснил его отец, когда я снял плащ и повесил его на крючок у двери, дождевая вода ручейками сбегала по прорезиненной ткани, с рукавов капало на ковер. – Просил передать вам привет и попрощаться за него.
– Спасибо, – сказал я. – Очень славный молодой человек. Вы, должно быть, им гордитесь.
– Да, конечно, благодарю, – кивнул он. – Но временами Бен бывает таким идеалистом!
– Прекрасная черта, особенно для молодого человека, – заметил я.
– Не всегда, – протянул он, глядя куда-то в стену у меня над головой. – Ведь все мы живем в реальном мире. А для Бена он или белый, или черный, или правильный, или нет. Он не признает ни золотой середины, ни компромиссов, ни снисхождения к маленьким людским слабостям.
«Да, вот так заявление, – подумал я. – Очевидно, что продиктовано оно неким конфликтом между отцом и сыном. Возможно, Бен не одобряет увлечения отца азартными играми».
Тут вдруг Шеннингтон словно очнулся от транса.
– А где же ваша дама? – спросил он.
– Она замерзла, – ответил я. – И подруга вызвалась отвезти ее домой к моей матери. Я заеду за ней попозже. Извините, что она уехала, не попрощавшись с вами.
– Ее не в чем винить, – сказал он. – Вечер выдался холодный, большинство моих гостей разъехались. Остальные наверняка уедут еще до последнего забега.
Я подошел к краю балкона, стал всматриваться во мглу, наблюдать за тем, как усталые и грязные участники проходят еще одну длинную дистанцию, испытывающую их на прочность. Этот забег закончился эффектным финишем: один из двух лидеров поскользнулся, взяв последнее препятствие, и сбросил несчастного седока на мокрую траву. Я видел, как невезучий жокей сел, придерживая руку в знакомой манере: сломанная ключица – сущее проклятие и бич всех наездников.
Случилось это, как я заметил, невдалеке от того места, где восемь лет тому назад так круто изменилась моя жизнь. Ведь она могла сложиться совсем по-другому, если б я тогда приземлился на вытянутую руку, как только что сделал этот парень, а не на голову. Тогда бы я сломал ключицу, а не шею.
Как и предсказывал Шеннингтон, почти все его гости разъехались после этого забега, распрощались и приготовились к пробежке под дождем к машинам.
И вот наконец в ложе остались лишь сам виконт Шеннингтон, я и еще двое мужчин в унылых тускло- коричневых костюмах. Даже обслуживающий буфет персонал куда-то исчез.
И тут вдруг я ощутил беспокойство.
Но спохватился слишком поздно.
Один из двух мужчин встал у двери, чтоб никто не мог войти, второй быстро направился прямо ко мне. Рука в перчатке, а в руке пистолет с неизбежным глушителем.
– А знаете, мистер Фокстон, вы из тех, кого необычайно трудно убить, – с легкой улыбкой заметил Шеннингтон. – Не появляетесь там, где вас ждут, однако пожаловали сюда, покорно и тихо, точно овечка для заклания.
Он почти смеялся.
Я – нет.
На этот раз я допустил непростительную оплошность.
Глава 20
– Что вам от меня надо? – спросил я, стараясь унять дрожь в голосе.
– Мне надо, чтоб вы умерли, – ответил виконт Шеннингтон. – И перестали распространять дурацкие слухи о том, что мой брат был убит.
– Так, значит, все-таки убит, верно? – спросил я.
– Это теперь не ваша забота, – ответил Шеннингтон.
– Но как вы могли убить родного брата? – воскликнул я. – Из-за чего? Из-за денег?
– Мой брат понятия не имел, что это такое – отчаянно нуждаться в деньгах. Он всегда был таким правильным, прямо до тошноты.
– Честным, вы хотите сказать.
– Только не надо этих дешевых фраз, – сказал он. – Слишком уж много на кону. И мне нужна моя доля.
– Доля от ста миллионов евро? – спросил я.
– Заткнись! – рявкнул он.
Да с какой такой стати я должен заткнуться? Напротив, мне надо орать во всю глотку, чтоб привлечь внимание.
Я набрал в грудь побольше воздуха, приготовился позвать на помощь. Но не вышло. Мужчина с пистолетом что есть силы ударил меня в нижнюю часть живота – весь воздух тотчас вышел из легких, а сам я рухнул на пол и лежал бесформенной кучей, пытаясь восстановить дыхание. А потом, сочтя, что этого мало, тот же тип пнул меня носком ботинка в лицо. Разбил губу, и по ковру стала расползаться лужица крови.
– Только не здесь, идиот! – прикрикнул на него Шеннингтон.
Это служило небольшим утешением. Перед глазами плыло, туман застилал мозги, но я все же сообразил: убивать меня здесь они не будут. Зачем им оставлять такие инкриминирующие улики – труп в углу ложи, среди пустых бутылок от шампанского.
– Все равно вам конец, – пробормотал я, еле шевеля окровавленными губами, голос показался каким-то чужим. – Полиция знает, что я здесь.
– Сильно в том сомневаюсь, – заметил Шеннингтон. – По моей информации, вы избегали встреч с полицией всю прошлую неделю.
– Моя невеста знает, что я здесь, – не унимался я.
– Да, знает, и что с того? Разделаюсь с тобой, а потом и ею тоже займусь.
Я уже хотел было сказать, что и Джен Сеттер известно мое местонахождение, но передумал. Зачем подвергать ее смертельной опасности?
Снаружи донесся усиленный динамиками голос комментатора. Это означало, что начался последний забег.
– Вперед, – сказал Шеннингтон своим подручным. – Тащите его вниз, пока идут скачки.
Мужчины подошли и рывком поставили меня на ноги.
– Куда вы меня тащите? – спросил я.
– На встречу с твоей смертью, – важно заявил Шеннингтон. – Она случится не здесь. В каком-нибудь тихом темном месте.
– Но неужели мы не…
Я не закончил фразы. Мужчина справа, тот, кто был без пистолета и дежурил у двери, резко ударил меня в живот. На этот раз на пол я не упал, но лишь потому, что оба эти типа держали меня за руки. Внутри жгло, словно огнем. Наверное, они повредили мне внутренние органы.
– И чтоб больше не смел вякать, – предупредил меня тот, кто нанес удар. Классический английский явно не был его сильной стороной.
«Не вякать» – план неплохой, по крайней мере на первое время, и я молчал, когда мужчины протащили
