такого, понимаете?
— Понимаю.
— Ну вот, я и передал, и тот порядочный на вид джентльмен меня поблагодарил, и я пошел к букмекерам и поставил две пятерки на Эпплджека.
«Как есть неудачник!» — подумал я. Эпплджек пришел вторым — я обошел его на Пинкай.
— Вы не пьете... — заметил он, жадно глядя на мой стакан, все еще нетронутый. От пива толстеют...
— Можете выпить, если хотите, — разрешил я. Он без лишних церемоний взял мой стакан и отпил.
— Слушайте... — сказал он, — вы мне сразу скажите, тот, которому я передал послание, это ведь и был тот самый... ну, который упал с галереи?
Глаза у него были озабоченные, буквально умоляющие, чтобы я ответил «нет».
— Боюсь, что да, — сказал я.
— Ну вот, так я и думал! Я и не видал, как он свалился, я был с другой стороны, у букмекеров, понимаете? А потом я услыхал, как люди говорят о куртках и обо всем прочем... Я и не знал, к чему они все это, а потом на следующий день в газетах напечатали... — Он покачал головой. — Но ведь я не мог никому ничего рассказать, потому что тогда пришлось бы признаться, что я был на скачках, понимаете?
— Да, это сложно, — согласился я.
— И потом, не виноват же я, что он свалился с галереи! — обиженно продолжал он. — И я подумал: ну что толку кому-то говорить про это послание? И держал язык за зубами. А может, эта самая Даниэль его и столкнула.
Может, это ее муж был, а ее любовник заставил меня послать его на балкон, чтобы она могла его столкнуть. Понимаете?
Я с трудом сдержал улыбку и снова сказал, что да, понимаю.
— Не хотел я связываться с полицией, понимаете? В смысле, он ведь не убился благодаря вам, так что все в порядке, верно?
— Верно, — сказал я. — И никто его не толкал. Он потерял равновесие на досках, которые оставили там строители. Он мне сам объяснил, как это вышло.
— А-а! — Мистер Смит-Инкогнито явно испытывал одновременно облегчение и разочарование по поводу того, что не оказался замешан в предполагаемую мелодраму. — Поня-атно.
— Но он хочет разузнать насчет послания, — продолжал я. — Ему хотелось бы знать, кто попросил вас ему это передать. Вот мы и решили поместить в газете объявление.
— А, так вы с ним знакомы? — растерянно спросил он.
— Тогда и познакомился, — ответил я.
— А-а! — Он кивнул.
— Не помните ли вы, как выглядел тот человек, что просил вас передать послание? — как можно небрежнее спросил я. Я изо всех сил старался дышать ровно, и тем не менее мистер Смит почуял, что вопрос очень важный, и многозначительно посмотрел на конверт, где должна была находиться вторая половина денег.
— Если сумеете его описать, — сказал я, — вторая сотня ваша.
— Это был не англичанин, — сказал мистер Смит, решившись. — Волевой такой, голос резкий, крупный нос...
— Вы его хорошо помните? — спросил я, внутренне расслабившись. Могли бы вы его узнать?
— Я о нем с четверга думаю, — просто ответил он. — Ручаюсь, что мог бы.
Я не спеша достал из конверта пять фотографий, все восемь на десять, черно-белые, глянцевые, на всех запечатлена церемония вручения призов после скачек. Правда, на четырех из пяти снимков жокеем- победителем был Филдинг, но на двух из них я стоял спиной к камере, так что опознание было настолько честным, насколько я мог устроить за такое короткое время.
— Посмотрите на эти фотографии, — попросил я, — и скажите, нет ли здесь этого человека?
Он достал очки и нацепил их на нос. В очках он по-прежнему выглядел довольно бестолковым, но уже не таким несчастным.
Он взял фотографии и проглядел их одну за другой. Фотографию с Нантерром я положил четвертой. Он взглянул на нее, как и на все прочие, потом посмотрел на пятую и положил их все на стол. Я надеялся, что он не заметит, сколь глубоко мое разочарование.
— Ну да, с расстановкой сказал он, — этот мужик тут есть.
Я смотрел на него, затаив дыхание, и ждал. Если он действительно узнает Нантерра, я для него все, что угодно, сделаю!
— Слушайте, — сказал он, словно сам напуганный своей дерзостью. Вы ведь действительно Кит Филдинг, да? У вас ведь деньжата-то водятся, а? И тот мужик, который с галереи свалился, тоже явно не бедный. Понимаете? Накиньте еще пятьдесят, и я вам его покажу.
Я перевел дух и постарался сделать вид, что платить мне неохота. Наконец сказал:
— Ну ладно, так и быть, накину.
Смит перебрал фотографии и безошибочно указал на Нантерра.
— Этот!
— Вы заработали эти деньги, — сказал я ему. И отдал второй конвертик. — Здесь сотня.
Я вытянул из кармана бумажник и отсчитал еще пятьдесят.
— Спасибо, — сказал я.
Он кивнул и пересчитал деньги так же тщательно, как в прошлый раз.
— Мистер Смит! — спросил я. — А не хотите ли заработать еще сотню?
Он уставился на меня сквозь очки, в целом — с надеждой.
— В смысле?
— Я напишу на листке бумаги одну фразу, а вы под ней подпишетесь.
Идет? Можете подписаться «Джон Смит», меня это устроит.
— А какую фразу? — Он снова насторожился.
— Я напишу, — сказал я, а вы сами смотрите, согласитесь ли вы под ней расписаться, или нет.
— За сотню?
— За сотню.
Я достал из конверта лист писчей бумаги, ручку и написал:
«На скачках в Брэдбери такого-то числа (я поставил дату) я передал одному человеку послание, в котором сообщалось, что Даниэль просит его подняться на галерею. Я опознал на фотографии человека, который попросил меня передать это послание».
Я передал бумагу мистеру Смиту. Он прочел. Он явно не знал, чем это может ему грозить, но, с другой стороны, сотня фунтов...
— Так и подписывать — «Джон Смит»?
— Да. С завитушкой, как обычно расписываетесь.
Я протянул ему ручку, и он, почти без колебаний, подписал.
— Замечательно! — сказал я, складывая бумагу и убирая ее в конверт вместе с фотографиями. Снова достал бумажник, отсчитал ему еще сто фунтов и отметил, как алчно он смотрит на те деньги, что там еще оставались. Я показал ему бумажник.
— Тут еще сто пятьдесят. Вместе с теми, что вы уже получили, это будет пятьсот.
Похоже, эта игра нравилась ему все больше и больше.
— А что вы хотите за это?
— Напишите мне, пожалуйста, свое настоящее имя и домашний адрес на отдельном листке бумаги, — любезно сказал я. — Это чтобы мне не пришлось провожать вас до самого дома.
Я достал из конверта чистый лист.
— Моя ручка все еще у вас. Напишите, будьте так добры!
Вид у него был такой, словно я огрел его по голове.
— Я... я на автобусе приехал, — слабо промямлил он.
— Мне не составит труда выследить автобус.
Ему явно стало нехорошо.
