«Странно, — подумал я, — как может перемениться вся жизнь за какую-то минуту!» Все уныние прошлого месяца улетучилось, как паутина, которую смахнули веником. На сердце у меня было легко, я был сказочно счастлив, даже больше, чем в самом начале. Быть может, человеку действительно необходимо утратить и снова обрести самое дорогое, чтобы испытать подобную радость.
— А ты не передумаешь? — спросил я.
— Не передумаю, — ответила она. Большую часть оставшегося времени она доказывала мне серьезность своих намерений, насколько это было возможно в такое время в таком месте.
В конце концов я проводил ее в студию и поехал обратно на Итонсквер в состоянии блаженной эйфории. Впрочем, я успел вовремя вернуться с небес на землю, чтобы аккуратно поставить машину на обычное место перед гаражом. Я выключил мотор и некоторое время сидел, рассеянно разглядывая свои руки и думая о том, что может ждать впереди. Меня слегка передернуло. Я позвонил в дом. Литси снял трубку сразу, словно ждал звонка.
— Я в переулке, — сказал я.
Глава 20
Мы не знали, как он явится, когда и явится ли вообще.
Мы дали ему возможность и повод. Сообщили место и время, когда он сможет наконец убрать со своего пути непреодолимое препятствие. Но примет ли он это косвенное приглашение? Бог весть... Анри Нантерр... Само это имя звучало угрожающе. Я думал о том, что он был в Виндзоре и пытался добраться до Даниэль. Быть может, до сегодняшнего дня он даже не знал ее в лицо.
Правда, он видел ее в прошлый понедельник, но это было ночью, и выследил он ее по машине, а не по внешности.
Вероятно, он видел ее в Брэдбери с Литси, но, возможно, лишь издалека. Он должен был знать, что девушка рядом с Литси — это она, потому что Беатрис сообщила ему, что они едут туда со мной.
Нантерр вообще не мог знать, что Даниэль поехала со мной в Виндзор, пока не увидел нас вместе в паддоке и на трибунах во время четвертой скачки. Возможно, он явился в Виндзор, не имея никаких определенных планов, но мне даже думать не хотелось, что он мог бы сделать с Даниэль, если бы ему удалось до нее добраться.
Обо всем этом я размышлял уже не у себя в машине, а в гараже, где Даниэль держала свой маленький «форд». Я сидел на полу, на поролоновой подушке. Одна из створок дверей гаража была приоткрыта где-то на ладонь, так чтобы я мог видеть свой «мерседес» и кусок переулка. Люди возвращались с работы, отпирали гаражи, загоняли туда машины, закрывали и запирали двери.
Некоторые, наоборот, выезжали, отправляясь отдыхать в город. Механики давно ушли, в их гаражах было тихо. Несколько машин, как и мой «мерседес», стояли на тротуаре вдоль стен, оставив узкий проезд посередине.
Сумерки сменились тьмой, и в переулке стало совсем тихо — слышался лишь непрерывный отдаленный шум Лондона. Я сидел тихо. Под рукой у меня были заранее припасенные кое-какие полезные вещи — бутылка с вином, копченая лососина, яблоко. Я прокручивал в голове все мыслимые варианты непредвиденных ситуаций, ни одна из которых так и не сложилась.
Примерно раз в полчаса я вставал, потягивался, обходил вокруг машины Даниэль, чтобы размять ноги, и снова садился. В переулке не происходило ничего особенно интересного. Стрелки часов ползли, как улитки: восемь часов... девять... десять...
Я думал о Даниэль и о том, что она сказала перед тем, как мы расстались.
— Конечно, ради тети Касилии я надеюсь, что этот гад явится, но, если тебя убьют, я тебе этого никогда не прощу!
— Зато я целую вечность буду думать только о тебе!
— Я предпочитаю, чтобы ты провел вечность здесь, со мной, на земле.
— Слушаюсь, мэм! — сказал я и поцеловал ее. На часах было уже одиннадцать. «А „гад“ что-то не торопится!» — подумал я, зевая. Я обычно спускался к гаражам в половине второго. Если Нантерр действительно хочет устроить засаду, он должен появиться здесь заранее, чтобы успеть спрятаться. До семи он сюда прийти не мог — перед тем как засесть в гараже, я обшарил каждую щелку, а попасть в переулок можно было только с одной стороны. Но, если ему все же как-то удалось пробраться сюда незамеченным, нам светят серьезные неприятности...
В четверть двенадцатого я размял ноги и снова сел. А еще через две минуты появился ни о чем не подозревающий Нантерр. Акула таки клюнула.
Я отчаянно надеялся, что он придет, я рассчитывал на это, я сам этого хотел — и все же, когда он действительно явился, меня охватил животный страх и по спине поползли мурашки. Он действительно был похож на тигра, подбирающегося к козе.
Он открыто шел посередине переулка, словно у него тут стояла машина.
Походка у него была очень приметная: он не шагал, а словно бы плыл, струился, в самом деле как угорь.
Он смотрел по сторонам, на застывшие вдоль стен машины, и даже в слабом свете, падающем из окон, его резкий профиль выделялся очень отчетливо.
Он подходил все ближе и ближе. И я понял, что он ищет не место для засады, а мою машину.
Был напряженный момент, когда он заглянул прямо в приоткрытую дверь гаража, где прятался я. Но я сидел неподвижно, в темноте, на мне была черная одежда, и он не разглядел ничего, что могло бы встревожить или отпугнуть его. Нантерр отвернулся. Я снова вздохнул свободно.
«Он здесь! — ликующе думал я. — Здесь, у меня на глазах! Все идет по плану! Что бы ни произошло дальше, мы близки к триумфу».
Нантерр оглянулся назад, в ту сторону, откуда пришел, но там все было тихо.
Он подошел к моей машине, остановился рядом с ней, на расстоянии длины «роллс-ройса» от меня, повозился и отпер дверь каким-то ключом — так спокойно, словно всю жизнь работал взломщиком.
«Хорошо, оч-чень хорошо!» — подумал я. Он отпер капот ручкой, находящейся внутри машины. Поднял крышку, закрепил ее на подставке и наклонился над мотором с зажженным фонариком, словно чинил двигатель. Любой, кто вошел бы в переулок, не обратил бы на него ни малейшего внимания.
Через некоторое время он выключил фонарик и закрыл капот — не захлопнул, как обычно делают, а бережно опустил крышку и надавил обеими руками. Под конец он осторожно прикрыл дверцу машины и повернулся, чтобы уйти.
Я увидел, что он улыбается.
Интересно, та штука, которую он оставил у меня в машине, тоже пластиковая, как и его пистолеты?
Он отошел на несколько шагов. Тогда я встал, выскользнул из гаража и начал красться за ним. Мне не хотелось, чтобы он услышал меня раньше времени.
Я подождал до тех пор, пока он не поравнялся с маленьким белым автомобилем, стоявшим у стены, и побежал следом за ним. Резиновые подошвы кроссовок глушили шаг. Луч фонарика ударил ему в затылок.
— Анри Нантерр! — окликнул я. На какое-то мгновение он застыл от неожиданности. Потом лихорадочно рванул габардиновый пиджак, пытаясь вытащить спрятанный под ним пистолет.
— Робби! — крикнул я, и Робби орущим пушечным ядром вылетел из маленькой белой машины. Мой крик и его воинственные вопли наполнили безмолвный переулок зловещим эхом.
Нантерр с окаменевшим лицом выхватил наконец свой пистолет. Он вскинул его, прицелился в меня... Робби не зря хвастался. Он выбил пистолет точным ударом. Пистолет со стуком покатился по булыжникам. Нантерр бросился бежать.
Мы с Робби бросились за ним. Из другой машины, побольше, размахивая яркими фонариками, выскочили Томас и Литси и отважно преградили ему путь.
Томас с Литси остановили Нантерра. Мы с Робби схватили его, и Робби сноровисто привязал левое запястье Нантерра к правому запястью Томаса нейлоновой веревкой с какими-то хитрыми узлами.
Не самый изящный способ, но зато вполне надежный. Мы изрядно шумели, но никто не завернул в переулок, чтобы поинтересоваться, что здесь происходит. В Лондоне дураков нет. В темные переулки соваться без нужды не стоит, тем более когда оттуда слышатся крики.