когда хочет поменять ногу, положенную на колено…
– …я ему говорю: «Ты чего кричишь как резаный? Брось! Вам нужно примириться».
– Паршивец, черт бы его побрал, он так и не смог прийти…
– …выиграла двадцать долларов? Тебе и вправду посчастливилось, Джоан…
И сплошь дифтонгизированные гласные, из-за чего в слове «нет» появлялось до пяти разных звуков, я бы так и не выговорил.
Еще в самолете один австралиец сказал мне, что у них на всем континенте одинаковое произношение. С таким же успехом можно было утверждать, что все американцы и все англичане разговаривают одинаково. Австралийский язык бесконечно гибкий, и здесь, в Мельбурне, он тоже живет и здравствует.
Джик и Сара, когда я наконец присоединился к ним, спорили относительно своего избранника в следующем заезде.
– Шар Слоновой Кости выступает не в своем классе и имеет столько же шансов, как слепой в метель, – горячился Джик.
– На той неделе он выиграл в «Виктория-Дерби», – игнорировала его замечание Сара. – Да еще два «жучка» указали на него.
– Твои «жучки» были, вероятно, пьяными.
– Привет, Тодд, – заметила меня Сара. – Пожалуйста, выбери номер!
– Десять!
– Почему десять?
– Одиннадцать минус один.
– Когда-то ты отличался большим умом, – возмутился Джик.
– Королевский Путь, – глянула Сара в программу. – Против него Шар Слоновой Кости – просто верняк!
Мы купили билеты и отправились на крышу. Но ни один из наших избранников не выиграл. Сара яростно честила Шара, занявшего пятое место, а Королевский Путь совсем сошел с дистанции. Победил номер двенадцать.
– Тебе нужно было прибавить единицу к одиннадцати, а не отнимать, – сказала Сара. – Ты допускаешь такие глупые ошибки!
– На что ты засмотрелся? – спросил Джик.
Я внимательно разглядывал толпу, наблюдавшую за скачками с нижней площадки.
– Дай-ка мне твой бинокль! – попросил я.
Я поднес бинокль к глазам, смотрел довольно долго, а потом опустил его.
– Что там? – нетерпеливо спросила Сара.
– Это, – ответил я, – не просто кое-что меняет, а ставит все с ног на голову. Джик, ты видишь двух мужчин… ярдов за двадцать от ограды смотрового круга?.. Видишь?.. Один из них в серой визитке.
– Ну и что?
– Мужчина в визитке – Хадсон Тейлор, тот самый, с которым я только что выпивал. Он возглавляет фирму по производству вина и встречался с кузеном Дональдом, когда тот приезжал сюда. А другой мужчина – Айвор Уэксфорд, он директор и владелец галереи «Ярра Артс».
– Ну и что же? – спросила Сара.
– Так я почти дословно могу передать их разговор, – ответил я. «Простите, сэр, не вам ли я продал недавно картину Маннинга?» – «Не мне, мистер Уэксфорд, а моему другу Дональду Стюарту». – «А кто был тот молодой человек, с которым вы только что разговаривали?» – «Он кузен Дональда Стюарта». – «А что вы о нем знаете?» – «Он интересовался вами, мистер Уэксфорд. Нарисовал в своем блокноте ваш портрет и спрашивал меня, как вас зовут». Я замолчал.
– Ну, а дальше? – нетерпеливо спросил Джик.
Я видел, как Хадсон и Уэксфорд закончили разговор, непринужденно кивнули друг другу и разошлись в разные стороны.
– Теперь Айвор Уэксфорд кусает локти, что выпустил меня вчера из галереи.
Сара обеспокоенно взглянула на меня.
– Ты серьезно думаешь, что это очень опасно?
– Да. – Я попытался улыбнуться. – В любом случае он будет теперь настороже.
– А в худшем случае он начнет тебя искать, – резюмировал Джик.
– Э-э-э.. – протянул я задумчиво. – А что вы оба думаете о том, чтобы прямо сейчас отправиться в путешествие?
– Куда?
– В Алис-Спрингс, – ответил я.
Глава 9
По дороге в аэропорт Джик все время ворчал. Во-первых, он не сможет увидеть крикет. Во- вторых, я не дал ему зайти в отель за картинами. В-третьих, в Алис ему будет слишком жарко в костюме для скачек. В-четвертых, он не собирается пропускать Мельбурнский кубок из-за какого-то прохвоста в галстуке-бабочке.
Но он не позволил себе и намека на то, что ему приходится оплачивать наш проезд собственными аккредитивами, так как свои туристские чеки я оставил в отеле.
Мысль «не возвращаться» подала Сара.
– Если мы собираемся исчезнуть, то вперед. Во время пожара гибнут те, кто бросается в огонь спасать свой кошелек.
– А вам не обязательно ехать, – сказал я.
– Но мы уже через столько прошли. Как же я буду жить дальше, если сейчас не позволю Джику помочь тебе? А вдруг с тобой что-нибудь случится?
– Ты никогда бы мне не простила!
– Ты прав, – печально улыбнулась она.
Мне показалось, что никто не заметил, как мы ушли с ипподрома, и ни одна машина не преследовала нас, пока мы ехали в аэропорт. Ни Грин, ни горе-художник не путались у нас под ногами и не старались нам помешать. Мы без всяких приключений вылетели первым же рейсом в Аделаиду, а оттуда на совершенно пустом самолете в Алис-Спрингс.
От Аделаиды на север земля под нами постепенно меняла цвет от зеленого к серому, а потом до окраски ярко-красного кирпича.
– ВАН, – проговорил Джик, показывая вниз. – ВАН – сокращение от Великого Австралийского Ничто.
Земля действительно выглядела пустынной и дикой – только кое-где виднелись ниточки дороги и редко-редко одинокие фермы. Я любовался пейзажем, пока не стемнело и пурпурные тени не поглотили все вокруг, как прилив. Самолет летел на север.
В Алис вечерний воздух пахнул на нас таким жаром, будто кто-то забыл выключить духовку. То везенье, которое одарило нас нужным рейсом, как только мы прибыли в Мельбурне в аэропорт, не изменило нам и здесь: в новом мотеле, куда нас подвез неразговорчивый таксист, оказались свободные номера.
– Сезон закончился, – буркнул таксист, когда мы поблагодарили его. – Скоро тут будет слишком жарко для туристов и отдыхающих.
В наших номерах работали кондиционеры. Джик и Сара остановились на первом этаже, из их номера дверь вела прямо в тенистую аллейку, а оттуда – в садик с бассейном. Мой номер был на третьем этаже соседнего крыла. В него можно было также попасть по лестнице, скрытой в тени дерева, и длинной открытой галерее. Земля вокруг мирно зеленела, освещенная светом редких прожекторов, укрепленных на пальмах и эвкалиптах.
Ресторан в мотеле закрывался в восемь вечера, и мы направились в другой, находящийся на главной улице. Ее проезжая часть, в отличие от всех боковых улочек, была асфальтирована. Тротуары были не везде – частенько нам приходилось идти просто по мелкому гравию. При свете фар проезжающих автомобилей сквозь дымку поднятой пыли мы видели, что щебень имеет ярко-красный оттенок.
– Адская пыль, – сказала Сара. – Впервые вижу собственными глазами. Моя тетушка клялась, что такая
