слушать тех, кто где-то там, в тебе, приятно говорит с тобой, поет тебе, ласкает тебя словами, а перед закрытыми глазами – спирали, круги, вспышки и отблески...
Я очнулась от того, что Винда тормошила меня.
– Эй, очнись! – кричала она мне в ухо, будто я плохо слышала. Мне это показалось смешно, и я тоже закричала:
– Я здесь!
– Пойдем гулять! – завопила она во весь голос.
– Пойдем! – завопила я.
Мы вышли на улицу.
– Эксперимент! – закричала Винда и потащила меня к ближайшей станции метро.
Но там, при входе, она строго на меня посмотрела и сказала:
– Конспирация. Никто не должен догадаться.
Я поняла, что мы шпионки в мире людей. Да, никто не должен догадаться.
Мы тайно спустились и инкогнито затесались среди людей.
– Ну? Есть аллергия? – спрашивала Винда.
– Нет!
– Ничего не чувствуешь?
– Всё чувствую! Но мне даже приятно!
Так мы катались, а потом ходили по улицам, мы ничего такого не делали, просто о чем-то говорили, смеялись, нам было просто хорошо...
Письмо семнадцатое
Это был не самый приятный период в моей жизни, Володечка, но я обязана о нем рассказать, чтобы знал ты и знали те, кто это, возможно, прочтет, если вдруг человечество возобновится. Правда, очень сомневаюсь, что его это остережет: чужой опыт ничему не учит. Да и свой тоже: когда я увлеклась, как соболезновательница, кинематическими гонками, мне было тогда шестьдесят пять или что-то вроде этого, у меня был друг – кинематик-рекордсмен. Он попал в серьезную аварию, был в коме, ему поменяли стопу, несколько ребер, печень, еще какие-то органы, он саркастически шутил, что чувствует себя наполовину не своим, и пообещал мне, что больше никогда не примет участия ни в одной гонке. Прошло три месяца – он записался на финальный тур экваториальных гонок Сингапур – Найроби – Кито – Сингапур, во время которых и погиб... Я потом почти восемь лет не хотела ни с кем близко дружить из мужчин... Я попала в очень странное сообщество. Не просто богатые молодые бездельники, а мобильный клуб, который собирался в квартирах и домах, где по какой-то причине не было старших поколений. Организатор и идеолог клуба Шуша много раз и подробно рассказывал мне о сути этого объединения, я вкратце расскажу концентрат.
Наш клуб, говорил Шуша, сначала назывался КлуКраЛ: Клуб Красивых Людей. Не прижилось. Карл у Клары украл кораллы – несерьезно. Когда оформилась идея, появился другой вариант: КлуСКЛ. Клуб Спасения Красивых Людей. Трудно произносится, но это даже хорошо. Оригинально.
– На ку-клукс-клан похоже, – сказала я.
– Именно! – подтвердил Шуша. – Мы тоже расисты. Но в каком смысле? Расисты – те, кто считает кардинально другими людей другой расы. Чужих. Ксенофобия, кстати, естественна для человека. Ксенофобия может исчезнуть только тогда, когда не станет чужих. А они есть. И пока они есть, опасно не иметь ксенофобии.
– И кого вы считаете кардинально другими?
– Некрасивых людей. Ты ведь согласна, что примерно девяносто семь процентов людей некрасивы, из них половина – уродливы?
– Как посмотреть.
– Прямо. Не закрывая глаз. Строго говоря, красивых людей вообще нет. Красивый – идеальный. Ничего идеального не существует.
– Пожалуй, – согласилась я.
– Поэтому мы все – условно красивые. Но все-таки ближе к идеалу, чем большинство.
– А почему – клуб спасения? Вас надо спасать?
– Не вас, а нас. Ты теперь тоже в клубе. Да, нас надо спасать. Это главное. Сейчас объясню. Представь, если на обложках всех журналов в мире, во всех фильмах, на телевидении, в рекламе и в шоу- бизнесе – только белые. Или только азиаты. Или только черные. Может такое быть?
– Нет. У нас многорасовый мир.
– Так. А может такое быть, чтобы на обложках, в кино, в телевизорах, на всех сценах, на всех рекламных постерах и во всех роликах – только геи и лесбиянки?
Я засмеялась.
– Представить легче, но тоже сомнительно.
– Ага. А теперь представь, что на обложках всех журналов, на всех каналах, во всех кинотеатрах, на всех сценах и даже на политических трибунах – только красивые люди.
– Нет, – инерционно сказала я, но запнулась.
– А! – закричал Шуша. – В том-то и дело, что как раз это и есть, но никто пока этого не замечает! Одни красавцы! За редким исключением! Ведущие – красавцы, актеры и актрисы – само собой, в шоу- бизнесе тоже стараются, а уж на обложках и в рекламе – только красавцы, исключительно красавцы и красавицы! Громадное упущение в наш политкорректный и толерантный век! Но вот увидишь, скоро общественность опомнится! Поднимется хай обиженного большинства! Начнутся судебные процессы! Возмутятся жирные, кривые, косые, карлики и просто те, кого бог внешностью обидел! Начнут проценты считать! И добьются, чтобы им дали столько площади на обложках и столько времени в телевизоре, сколько они занимают его в реальной жизни. И красивые люди уйдут в маргинальное пространство. Они будут клянчить себе местечко хоть где-нибудь. Дойдет до того, что они станут меньшинствами и будут добиваться права на брак и совместный завод детей. Мы заранее должны дать бой. Должны объединиться. С условием чистоты рядов. Ни одной некрасивой физиономии чтобы и духу тут не было.
– А если папа или мама некрасивые? Или брат? Или сестра?
– Что ж делать. Бывает: у черных рождаются белые, у белых смуглые. Вывод – блюсти частоту расы. Спариваться и заключать браки только красивым с красивыми.
Шуша говорил убедительно, я слушала внимательно и задумчиво.
А он вдруг рассмеялся и погладил меня по волосам, будто старший:
– Какая ты доверчивая!
– То есть – ты прикалываешься? Ты все это придумал?
– Конечно. Нет, других я убедил, что так всё и есть. На самом деле никакой опасности, симпатичные морды никогда не исчезнут, этого не позволит мировой капитал. Красота – товар или реклама товара, образа жизни, образа мыслей. Две тысячи лет назад один неглупый человек сказал: придет дьявол и будет он лицом прекрасен. Красота – последняя идеология, которая осталась человечеству. Живи красиво, купи красивое, носи красивое, отдыхай красиво – и всего добьешься в жизни. Красота – тот крысолов из города
– Красота погубит мир, – вспомнила я слова Мутищева67.
– Кто сказал?
– Один знакомый.
– Молодец.
– Он уже погиб. В каком-то смысле из-за меня.
– Немудрено. Я красивей тебя никого не видел. А я тебе нравлюсь?
– Да.
– Тогда чего мы теряем время?
Я полностью увлеклась новым образом жизни. На лекциях и семинарах я была скромной студенткой,
