догадались.
Даже снайпер, услышавший через специальный наушник, усиливающий звуки, не удержался, стал хихикать. Но вспомнил о выплаченном авансе и о тех деньгах, которые следовало получить под расчет, перестал смеяться, задержал дыхание, выстрелил. Попал в зеркало, оно разлетелось. Полковник упал.
– Не понял… – удивленно сказал снайпер.
А все было просто: один из осколков, отлетев вверх, попал в глаз полковнику. Это вызвало такой болевой шок, что он не удержался на ногах.
Тем не менее, соблюдая уговор, снайпер выстрелил еще раз – в борт грузовика. А то скажет еще потом Гремячев, что второго выстрела не было, откажется платить. Тут-то и можно будет указать ему на дырку в борту. Но что с ним случилось, интересно?
Люди из заграждения были очень напуганы выстрелами и падением полковника. Они готовы были расступиться, но чувство долга, как ни странно, еще тлело в них, и они посмотрели на лейтенанта Парвина, который теперь остался за старшего.
И Парвин, выпрямившись, глядя поверх голов, готов был отдать приказ, только не знал какой. И вдруг его окликнули:
– Жора, ты?
Парвин посмотрел: Сергей Толоконько. Вместе учились в школе милиции. Почему-то среди демонстрантов, в гражданской одежде.
– Ты чего там делаешь? – спросил он.
– А ты чего? – задал встречный вопрос Толоконько. – Защищаешь этих, – он кивнул на Кремль, – которые тебе двадцать с лишним лет не могли нормальную зарплату обеспечить?
– Я столько не служил, – насупился Парвин.
– А хоть и будешь служить, ничего не дождешься.
– Нет экономики, нет зарплаты! – выкрикнул Холмский. – А экономики нет!
– А государство есть! – попытался отбиться Парвин.
– Государство – это народ, а народ – это мы! – тут же отозвался Холмский, хоть и знал, что говорит чушь собачью. Но она необходима сейчас – как тактическая формулировка.
– Вот именно! – сказал Толоконько. – Поэтому пойдем-ка, Жора, и спросим у них, куда мы доехали и почему.
Жора ничего не сказал, но все его молчание приняли за знак согласия.
И уже через несколько минут грузовики и автобусы были оттащены или отъехали сами, колонны свободно пошли (вместе с присоединившимися омоновцами и милиционерами) к Большому Каменному мосту – последнему оплоту обороны, где скопились значительные силы.
В тот день закрывались от греха подальше многие магазины и учреждения, находящиеся на пути следования демонстрантов (странно так называть людей, ничего не демонстрировавших), аптеки тоже хотели закрыться, но после того как у одной сломали дверь, а у другой кокнули витрину, решили больше не экспериментировать. Человек в горячке может забыть о еде и воде, а лекарства нужны всегда – тем более в такую жару и в такой толчее. В аптеку «Ригла» (что как раз у Малого Каменного моста) больше всего обращались за сердечно-сосудистыми средствами и обезболивающими. Удивили работниц аптеки две девушки, одна из которых попросила крем против загара, а другая, напротив, для загара. Действительно, на таком солнце и загореть можно, и обжечься. Но еще больше удивила молодая женщина, вошедшая с робкой улыбкой. Она попросила тест на беременность. Который с полосками.
Римма, стоявшая за прилавком, сама таким тестом пользовалась и знала, что стопроцентной верности в нем нет, о чем свидетельствовал ее недавний аборт, но, конечно, покупательнице она этого не сказала (сама знать должна, если грамотная, а неграмотных жизнь научит). И продала ей тестовую упаковку.
Маша спросила:
– А туалет у вас есть?
Вот наглость: она прямо тут собирается все сделать! Невтерпеж ей.
– Служебный, – сухо сказала Римма.
Но Маша все улыбалась и, будто иностранка, не поняла смысла сказанного Риммой:
– Спасибо. А где?
– Я же говорю – служебный.
Маша наконец догадалась.
– А, ну да… А если я заплачу?
Римма оглянулась. Она была сейчас одна в торговом зале. И ей вдруг стало жаль бедную женщину. Ведь в самом деле в таких случаях страшно не терпится узнать результат. Увидеть или не увидеть вторую полоску – это уж кому чего хочется.
– Ладно, – сказала Римма. – Вон туда и направо. Если спросят, скажете, что вы моя знакомая, а то ругаются, когда посторонних пускают. Меня Римма зовут.
– Спасибо.
В туалете, облицованном дешевой голубоватой плиткой, Маша вскрыла упаковку, прочитала инструкцию. С особым вниманием и волнением – самую существенную часть:
«Полоски обозначаются следующим образом:
С (control) – появление данной полоски в ходе исследования показывает, что с самой системой все в порядке, результат тестирования является ДОСТОВЕРНЫМ.
Т (test) – данная полоска, реагируя на ХГЧ в моче, появляется в тестовой зоне и информирует о наличии беременности.
В результате тестирования вы можете получить 3 результата:
Отрицательный. БЕРЕМЕННОСТИ НЕТ.
Видна одна линия в зоне контроля. Если такая индикация появилась в течение 10 минут, то тест выполнен правильно, беременности нет.
Положительный. БЕРЕМЕННОСТЬ ЕСТЬ.
В течение 5-10 минут видно две полоски. Даже слабая тестовая полоска свидетельствует о положительном результате.
Ошибочный. ТЕСТ ВЫПОЛНЕН НЕПРАВИЛЬНО.
Если не видно ни одной полоски, то тестирование выполнено неправильно…»
Сделав все как нужно, Маша стала ждать.
5-10 минут…
5-10 минут…
Она посмотрела на часы.
Минуты две уже прошло. Или три?
Секундная стрелка двигалась очень медленно.
А главное, Маша не могла понять, чего она больше хочет – отсутствия полоски или ее появления.
Пять минут прошло – наверняка.
И шесть, и семь, и восемь. Ну всё, если бы что-то было, оно бы уже…
Проявилось! Проявилась полоска – и вскоре стала такого же цвета, как и первая.
Господи ты боже мой!
Маша заплакала. Она плакала, прижимая к груди листочек с полоской, будто уже на этом листочке был ее будущий ребенок.
Проплакавшись, встала, умылась, заново накрасилась.
В дверь постучали.
– Сейчас, извините!
Маша открыла. Там стояла Римма.
– Я уже беспокоиться начала, – сказала она. – Ну? Можно поздравить?
– Да. Есть!
– Что, хотела?
– Еще как! От мужа не было, – шепотом делилась Маша, не сдерживая улыбки.
Римма тоже улыбалась.
– А это от кого?
