этом была неприкосновенной. Такой он и сейчас ее решил оставить, поэтому взял Наташу за плечи и легонько отстранил от себя.
– Ты чего? – удивилась Наташа. – Мы же понарошку! Зато все просто упадут! Скажешь, я тебе не нравлюсь? – пустила она в ход самый верный женский прием, ибо всякий мужчина, который ответит на такой вопрос отрицательно, получается тут же трус, подлец и размазня.
Иван размазней оказаться не хотел:
– Нравишься. Даже очень. Только не собираюсь я ничего делать. Меня, между прочим, даже и не звали.
– Позовут! Андрей гордый, он первый позовет!
– Вряд ли.
– Это почему?
– Не захочет, – сказал Иван так, будто это не Андрей должен решить, а он сам, Иван, за него уже решил.
– Чего-то ты темнишь, я смотрю. Что-нибудь задумал, да? Отомстить, да? – Тут же в голове Наташи закружились образы мстителей, которые она видела по телевизору и на видеокассетах, и все эти образы были мужественны и прекрасны. Поэтому она взглянула на Ивана новыми глазами. И тут же высказала свои мысли вслух: – Слушай, а ты такой интересный стал! И чего я, в самом деле? Будто кроме Андрея и нет никого! Лови шанс, пока я добрая! Давай еще целоваться, мне понравилось!
И она опять готова была обнять Ивана, но в это время, коротко постучав о косяк, вошел Шаров. Он казался бодрее, чем был на самом деле.
– Привет, молодежь!
Наташа, не очень вежливо поздоровавшись, тут же вышла.
Андрей Ильич хихикнул, чувствуя при этом, что хихиканье у него какое-то странное, не сказать – дурацкое. Он давно уже заметил, что стесняется молодежи, не знает, как с ней говорить. С детьми, впрочем, ему говорить тоже неловко. Возможно, причина в том, что у самого Андрея Ильича нет детей и он ощущает странную внутреннюю вину перед ними, словно бы желание извиниться, что они не его дети, хоть и могли бы.
Хихикнув, Шаров сказал:
– Уже гости? Правильно. Девчонок у нас не как везде, у нас хватает! Ну, здорово, служба! Что делать собрался?
– Хотел вам спасибо сказать, – правильно ответил Иван. – Матери вы помогали.
– Да чего там! Досок дал, огород трактором вскопали пару раз. Обычное дело. Тебя прямо не узнать, Ваня.
– Время прошло.
– Прошло, это точно... Время, оно да. Оно летит, можно сказать! Правильно?
– Точно.
– Ну, тогда... Тогда ладно. Отдыхай!
– Спасибо.
Так Шаров и ушел, ничего толком не узнав и ничего Ивану дельного не сказав.
Вернувшись в администрацию, он поделился с Кравцовым опасениями:
– Не нравится мне Иван.
– А что? Грозится и зубами скрипит?
– То-то и оно, что не грозится. Но зубами, похоже, скрипит.
– Это хуже.
– О том и речь! Я думаю, тебе для острастки все-таки надо к нему сходить.
– Схожу, приглашу. Что в этом такого? – говорил Андрей Ольге, намереваясь действительно пойти к Ивану и пригласить его. Она была против.
– Зачем? Не пригласишь – может, и не придет!
– Надо пригласить, – объяснял Андрей. – Откажется или нет – его дело. А пригласить надо. Я схожу. Поговорим заодно.
– Ага, подеретесь еще там.
– Опять же: полезет драться – значит дурак.
– Тогда вместе, может, пойдем?
– Ни в коем случае! – категорически возразил Андрей – уже как будущий муж и защитник. – Тебе там делать нечего!
Но и в Ольге заговорила будущая жена, которая всегда лучше знает, как поступить для блага семьи:
– Если уж так, то не тебе как раз идти надо, а мне. Ты, Андрюш, подумай, с кем он сам поговорить хочет – с тобой или со мной? Ты только честно подумай.
Андрей подумал честно, как только мог. И признал:
– Вообще-то с тобой, наверно.
– Вот! – обрадовалась Ольга. – Ты все-таки умный у меня! В самом деле, поговорим как цивилизованные люди. Я просто спрошу, хочет он на свадьбу или не хочет. Хочет – пожалуйста. Не хочет – его дело.
– А если он начнет что-нибудь?
– Что?
– Мало ли...
– Не начнет. Что он начнет? Он же понимает: в случае чего ему не жить просто! Тут не спрячешься, тут все-таки деревня, а не город!
Анисовка все-таки деревня, а не город. Если в городе кто-то с кем- то пообещал встретиться, может год пройти, а то и полжизни, пока он вспомнит свое обещание. Нина же, сказав Кравцову, что собирается научить его варить щи, об этом помнила и не хотела, чтобы он подумал о ней как о человеке, который не держит слова. Просто повода не находилось. А потом она решила, что не надо искать повода. Надо пойти к нему, вот и все.
Кравцов оказался дома. Он сходил уже к Ивану, но там встретил Лидию, она попросила сына не беспокоить: пообедал и спит. Недоспал в армии.
Нина вошла и сказала, выкладывая на стол капусту, кусок мяса, помидоры и прочее:
– Пришла научить вас готовить. И заодно пообщаться. Это я к тому, что не скрываю, вы мне интересны как человек и как мужчина. Но это ничего не значит. Вадик мне тоже интересен.
– Я заметил. Мы только у него и встречаемся.
– Пожалуйста, не делайте вид, будто вас волнует, как я отношусь к Вадику. Я знаю, кто вас больше всех волнует.
– Да? И кто? – спросил Кравцов с искренним любопытством, поскольку сам не знал, кто его больше всех волнует.
– Людмила Николаевна! – сказала Нина.
– Какая Людмила Николаевна?
– Вы смеетесь, да? Людмила Николаевна Ступина, учительница, инженера нашего жена!
– А, да... Я забыл, что она Николаевна. Но вы ошибаетесь, Нина, она меня волнует не больше всех.
– Зачем вы обманываете? – удивилась Нина. – Кто я вам такая, чтобы вам меня обманывать? Ладно, давайте кастрюлю. Чем больше, тем лучше. Нет, я вам прямо говорю: я хочу вам понравиться. Наверно, пока просто так, на всякий случай. Я же не влюбилась в вас, – бесстрашно произнесла Нина эти страшные слова не потому, что не понимала их значения, а как раз потому, что слишком хорошо понимала их значение. – Просто людям свойственно хотеть нравиться тем, кто им нравится. Вот и все. Только не подумайте, кстати, что я для вас стараюсь грамотно говорить. Я всегда так говорю, со школы.
Кравцов нашел кастрюлю и занялся с Ниной приготовлением щей. А Цезарь, сильно недовольный всем этим, вышел во двор. Если бы он умел говорить, то напомнил бы Павлу Сергеевичу, что не очень-то хорошо в отсутствие живой жены, Людмилы Евгеньевны, принимать дома посторонних девушек. Он спросил бы его заодно, почему, собственно, Людмила Евгеньевна так долго не едет. И он намекнул бы ему, что вот некоторые, даже будучи собаками, не поддаются соблазнам, они уходят подальше, не прельстившись запахом парного мяса, а некоторые, будучи людьми, проявляют слабоволие и идут на поводу своих
