русский?»/ «Да!» И – достойное завершение сюжета: «Вот и все. Замечу в частности:/ нас повсюду и везде/ узнают по непричастности/ к разной грязной ерунде».
(Непричастность, может быть, объяснялась не только высокой моралью, но и недостатком у советского туриста наличной валюты.)
Теперь же, в результате всех пережитых нами катаклизмов, мы ко всемирной цивилизации приобщились и в грязной ерунде сразу надежно погрязли. У нас тоже теперь свобода: в кино голую грудь увидишь чаще, чем дерево, ненормативная лексика стала нормой, а слово «трахаться» употребляется чаще, чем глаголы «быть» или «пить».
Что же до этих, которых поэт видел на пляс Пигаль, зачем нам переться так далеко, если они чуть ли не сплошной шеренгой стоят вдоль шоссе от Сокола до Шереметьева-2 и в газетах дают объявления, что готовы на всё и задешево?
У нас время от времени тоже возникает дискуссия, что делать с проституцией: запрещать, разрешить или закрывать глаза, как раньше. Сторонники разрешения прибегают к доводам рассудка, противники больше налегают на эмоции, подмену понятий и ложную логику: мол, если можно заниматься проституцией, значит, можно воровать и убивать. И задается вопрос «на засыпку»: «А вы хотели бы, чтобы ваша дочь?..»
Разумеется, подобной участи для своей дочери мало бы кто хотел. Впрочем, есть еще много разных неприятных занятий, которые мы своим дочерям не желаем. Между тем быть сторонником разрешения проституции – вовсе не значит быть ее почитателем. Просто надо трезво смотреть на вещи и реально оценивать ситуацию. Никакое нормальное общество не поощряет наркоманию, но, например, в Голландии, чтобы удержать ее в каких-то рамках, разрешается курить марихуану. Кажется, и у нас уже наркоманам дают презервативы и одноразовые шприцы, чтобы они общались между собой и даже кололись, но хотя бы без СПИДа. Явление существует, с этим ничего не поделаешь, значит, надо или его приспособить к законам, или законы приладить к нему. Узаконенная проституция тем лучше нелегальной, что существует под наблюдением власти, полиции и врачей. А иначе этот «бизнес» уходит в кусты, в подворотни, там простор для растления малолетних и принуждения к этому занятию силой. Там держат секс-рабынь, травят клиентов клофелином, заражают их СПИДом и сифилисом. Так что разрешать проституцию или нет, об этом все-таки стоит подумать.
Хорошо бы при этом нас узнавали не только по непричастности к грязной ерунде, но по причастности к уму.
Осознанная обходимость
На прошедших днях отмечали юбилей Сахарова, беспокоились о судьбе Ленска, Якутска, Савика Шустера, «Свободы» в кавычках, которая радио, и нашей собственной, с маленькой буквы, раскавыченной (слава гэкачепистам!) в 91-м году. О Сахарове было сказано много хорошего, но при этом кому-то приятно представлять его юродивым, не от мира сего, не сознававшим, чего он стоил. На самом деле он оценивал себя трезво, значения своего не преувеличивал, но и не сильно преуменьшал. Согласно Толстому, значение человека можно условно определять дробным числом, где в числителе стоит его реальная ценность, а в знаменателе – его собственное мнение о себе. В данном случае знаменатель был равен числителю, а сам Сахаров – единице, оценка, по Толстому, высокая. Живи он в иных условиях, мы бы о нем, вероятно, знали только как о ядерном физике, но ему повезло родиться и жить в обществе, где сила духа подвергалась максимальному испытанию, а слову «свобода» власть предпочитала понятие «осознанная необходимость». Я же всегда думал, что свобода – это не необходимость, а насущная потребность каждого живого существа, будь то человек, зверь или курица, жить, дышать, двигаться и кудахтать. Свобода, как погода, существует в единственном числе, и даже разбивая ее для удобства на мелкие составные, мы говорим не свободы, а свобода слова, печати, митингов, собраний, демонстраций и шествий. Свободы может быть больше или меньше, но полной не бывает никогда и нигде, о чем нам в советские времена постоянно втолковывали, чтобы объяснить, почему у нас не было ее никакой. Конечно, даже там, где свобода есть, она всегда ограничена рубежами, зонами, заборами, блокпостами, светофорами, наличием денег, а также химерами долга, совести и морали. Свобода говорить, что хочешь, у нас есть, но вы будете вопиющим в пустыне, пока не прорветесь к трибуне, микрофону или печатному станку.
Поэтому благом свободы слова больше других пользуются публичные политики, теле– и радиокомментаторы, прочие журналисты и немного я – в пределах данной колонки. Свободе говорить противостоит свобода плевать на говоримое, что мы постоянно видим по телевизору и о чем читаем в газетах. Сколько нам представляли громких материалов об утекших за границу миллиардах, с показом шикарных вилл, яхт, банковских счетов, лиц и фамилий, потом все уходило в песок, и опять непонятно, украл Имярек миллиарды или у нас такая свобода слова, что журналисты могут на честного человека клепать что хотят, а ему остается только свобода помалкивать в тряпочку, как это делает Пал Палыч в Женевском суде. Вот только что (22.05.01) в газете «Зюддойче Цайтунг» опубликован материал о том, как какие-то фирмы, родственные Газпрому и контролирующие поставки газа в Венгрию на десятки миллиардов долларов, были приватизированы и куплены сыном Виктора Черномырдина, дочерьми Рема Вяхирева, Вячеслава Шеремета и еще чьими-то чадами где за четыре марки (меньше двух долларов), где за 4.20. И хотелось бы знать, буржуазная пропаганда врет нам про это, а если нет, то куда же смотрит прокуратура и лично ее генеральный начальник, призывая нас не слишком заботиться о правах обвиняемых?
Размышления о свободе привели меня опять к радио «Свобода», лишившемуся Савика Шустера, за двойную зарплату которого народ готов был снова выйти на площадь. С лозунгами: «Свободу» – Савику Шустеру» или: «Свободе» – Савика Шустера». Только неизвестно, где эта площадь. «Свобода»-то ведь не наша – американская.
Относительно самой этой радиостанции тоже много споров: кому она сегодня нужна, кроме ее сотрудников. Ведь она была cоздана для несения свободного слова туда, где свободы нет. Была чем-то вроде наших спецподразделений, которые в жестяные рупоры трубили немцам через линию фронта: «Гитлер капут!» Но цель, к которой стремилась радиостанция (и я тому тоже скромно способствовал), достигнута в упомянутом выше 91-м году, а радио все еще вещает поверх барьеров, которые лежат под ногами. Вот если их снова воздвигнут, тогда она нам опять понадобится. Но тогда ее здесь не будет. Тогда она будет опять за барьерами. Но именно поэтому будет очень нужна. А пока можно обойтись без нее и даже без Савика Шустера. Тем более что и он без нас обошелся, устроился.
Богатство – причина бедности
Мы так бедны, потому что богаты. Богаты ресурсами. Вот у японцев полезных залежей нет, так им, чтобы выжить, приходится крутиться, изобретать и изготовлять разные мелкие вещи вроде телевизоров, магнитофонов, компьютеров, фотоаппаратов, часов и говорящих роботов. Нам надрываться так ни к чему. У нас где землю ни пробури, там из нее чего-нибудь вылезет: золото черное, голубое и самое что ни на есть
