пункты или же…
– Я бы хотела разобраться в завещании в целом.
Он смотрит на меня с внезапным опасением.
– А разве вы не видели его?
– Ну… вообще-то… не видела.
– Может, вы видели его, но давно?
– Гарри что-то говорил мне о нем.
– А я думал… Ведь вы сказали мне по телефону…
Мои слова, похоже, задели его за живое. Я извиняюсь перед ним, объясняя, что во время нашего телефонного разговора, который состоялся (если память мне не изменяет) в шесть утра на второй день после нашего прилета в Калифорнию, я плохо соображала. Давало себя знать снотворное.
– Ну, раз Гарри вам говорил, – Леонард немного оттаивает.
Когда родился Джош, Гарри сказал мне, что если с ним что-то случится, мы не останемся без средств к существованию. Он гордился тем, что сможет обеспечить нас, тогда как сам ничего не унаследовал от отца. Гарри сказал, что оставит определенный капитал в виде траста, но не вдавался в подробности. Он никогда не говорил больше, чем хотел сказать. Скрытность была формой его существования, и приобрел он это качество во времена своего нелегкого детства.
Года два назад Гарри упомянул, что для Кэти он создаст отдельный попечительский траст. Я испытывала чувство гордости, благодарности и была тронута до глубины души. Хотя я не считаю, что наследство идет на пользу молодым, но для Кэти это было бы подобно манне небесной, могло принести столь необходимое ей чувство уверенности в себе.
Как всегда, Гарри не называл суммы, а я, как всегда, не спрашивала. Только за несколько недель до смерти мужа, когда даже мне стало ясно, какие сложные проблемы опутали его, я вновь подумала о наследстве для Кэти, беспокоясь, что Гарри передумает. Я спросила одного бухгалтера на собрании избирателей о порядке функционирования попечительских трастов, и он заверил меня, что такой фонд не может быть ликвидирован, если он уже создан.
Леонард поджимает губы.
– Объяснения могут потребовать немало времени.
– Только главные моменты, пожалуйста.
Вновь собираясь с силами, Леонард отрывисто произносит:
– Хорошо. – И достает бумаги из папки, лежащей у него на коленях. – По-моему, я уже говорил, что последнее завещание Гарри было составлено сразу после рождения Джоша, а впоследствии к нему добавлено два пункта, касающиеся незначительных вопросов. Вот его общий смысл: большая часть имущества должна перейти в траст, доверительное управление которым поручается нам с Джеком Кроули. Диана будет получать доходы от этого траста вплоть до самой смерти. – Леонард быстро переводит взгляд на меня, чтобы удостовериться, что я его слушаю. – Как вы знаете, Гарри устанавливал для нее большое количество всевозможных выплат, но в соответствии с завещанием вместо ее прежнего пансиона она будет получать прибыль от траста. Размер прибыли определяется весьма сложными расчетами. Вам нужны подробности?
Я отрицательно качаю головой.
– Все остальное от доходов траста будет принадлежать вам, как вдове Гарри, и детям от вашего брака, то есть Джошу. Что касается управления трастом, то доверенные лица наделены широкими правами.
Смысл его слов с опозданием доходит до меня.
– А Кэти? Что сказано о ней?
На столике у дальнего конца дивана звонит телефон. Я безотрывно смотрю на Леонарда.
– Я думала, что для Кэти существует отдельный траст.
Леонард смущенно смотрит на телефон.
– Я полагала, что был отдельный траст, разве не так?
Мое беспокойство заставляет его вновь обратиться к бумагам, хотя он, похоже, уже знает ответ на мой вопрос. Я слышу, как мое сердце громко бьется в такт со звонками телефона.
– Траст… Да, да, есть, – неторопливо произносит Леонард, извлекая очередную бумагу. – Тридцать тысяч фунтов. Но его Гарри создал еще при жизни, понимаете? Поэтому о нем не упомянуто в завещании. В этом просто не было необходимости, – улыбается Леонард. Наверное, чтобы успокоить меня. Но вместо улыбки получается подобие гримасы.
– Понятно, – говорю я неуверенно. По идее, услышанное должно принести мне облегчение, но этого не происходит. Телефон продолжает настойчиво звонить. Леонард смотрит на него, ожидая, что я наконец отвечу. И вдруг я понимаю, что это может звонить Кэти. Поднимаю трубку, однако слышу только короткие гудки. Я возвращаюсь на свое место, но при взгляде на Леонарда меня вдруг снова охватывает беспокойство.
– А когда именно был учрежден траст для Кэти?
– Что? А..? – Он опять смотрит в бумаги. – Ммм… почти два года назад, в июне.
– А до этого?
Леонард подается вперед и пристально смотрит на меня.
– Извините, не понял.
– Что было предусмотрено для Кэти до того, как Гарри учредил траст?
– Ну… – Леонард несколько настороженно смотрит на меня. – Я, конечно, мог бы покопаться в бумагах, но Эллен, дорогая, мне кажется, что сейчас нам лучше продолжить рассматривать другие вопросы. Не хотелось бы задерживать вас допоздна.
– Я всего лишь хотела узнать… уточнить… Разве до этого для Кэти не было ничего предусмотрено?
– В общем-то, ничего. – Он поспешно нагибается вперед и, положив локти на колени, разводит руками. – Но Эллен, не подумайте, что Гарри не позаботился о Кэти. Все наоборот. Этот небольшой траст стал всего лишь дополнением к основному. Гарри исходил из того, что основной траст настолько хорошо вас обеспечит, что вы сможете выделить для Кэти существенные средства. Существенные.
– Понятно. Спасибо. – Я слегка киваю головой.
Леонард изучает мое лицо и поспешно произносит:
– Послушайте, Эллен, я бы на вашем месте так не беспокоился. Во всяком случае, сейчас. – Он осторожно продолжает: – Понимаете, когда все будет окончательно оценено, ситуация может выглядеть совсем по-другому. Но об этом позже. Я объясню все подробнее. – Видимо, он подготавливает меня к плохим известиям.
– Все ясно, продолжайте.
– Вы уверены? – Он с тревогой смотрит на меня.
– Конечно, – выдавливаю я из себя улыбку.
– Как я уже говорил, в управлении трастом нам предоставлены существенные права. Доверенные лица могут по своему усмотрению определять, каким образом увеличивать доходность помещенных в траст активов…
Я почти не слушаю его и все еще думаю о том, что достанется Кэти. Почему для нее ничего не предусмотрено в завещании? Как мог Гарри поступить столь несправедливо? Когда мы поженились, он говорил, что готов сделать для Кэти буквально все. Он всегда называл ее своей дочерью. Добивался, чтобы она называла его папой. После рождения Джоша Гарри говорил о них обоих как о своих детях. Я всегда думала, что он любит их одинаково горячо.
Пытаюсь успокоиться, что, впрочем, не так уж трудно. Это, в сущности, всего лишь очередная обида, нанесенная мне Гарри, а за последние несколько месяцев их было немало. Размышляя над всем этим, я начинаю испытывать прежнее, до боли знакомое ощущение, вселившееся в меня еще прошлой осенью, в начале самого трудного для нас с Гарри периода. Это – смесь боли и гнева. Теперь оно снова пришло ко мне, как будто открылась старая рана.
Тут я замечаю, что Леонард молчит и смотрит на меня.
– Извините, Леонард, я…
Он начинает подниматься.
– Может, вам что-нибудь принести? Кофе или воды?
