Он читал это таким заунывным и безысходным голосом, словно печальный рок его уже отыскал. Я понимал, что это бестактно, но не мог с собой справиться и хохотал так, что самому стало страшно, как бы свежий мой шов не разлезся. Он насупился и покраснел.
– Извини, – сказал я ему, – но я просто не мог удержаться. Ты понимаешь, что ты пишешь? «Запахом душистым пленяет он, ветвистый». Ты видел где-нибудь ветвистый цветок? Ветвистым может быть дерево, ну, куст, но никак не цветок. Мне это неприятно тебе говорить, но я думаю, тебе не стоит этим заниматься. Ты не обижайся и не огорчайся, литературный талант бывает не у каждого. И у тебя его нет.
– А все-таки я попробую, – сказал он. – Мне еще целый год до демобилизации. Я буду тренироваться. Я буду писать каждый день. Не меньше чем по одному стихотворению в день. Я возьму в библиотеке книги известных поэтов и буду у них учиться. Целый год я буду писать, и если ничего не получится…
– Кирюха! – сверкнул железным зубом Марк Смородин. – Ты знаешь, сколько десятков, сотен тысяч людей пишут каждый день с утра до ночи, надеясь, что у них из этого что-то выйдет?
– И, – заметил Финкенцеллер, – девяносто девять из ста выживают.
– Но, – вздохнула Луиза, – о том, что случается с одним из ста, мы сейчас говорить не будем.
– И все-таки, – сказал твердо солдат. – Я буду писателем.
– Да, ты будешь, – сказал Антон. – Но тебя будут бить.
– А я все равно буду.
Пока шел этот нелепый спор, я смотрел на людей, подходящих к остановке, и увидел среди них Фаину, Элизу Барскую, Егора, Чонкина, Нюру, тетю Аню, дядю Костю, бригадира Пупика, обеих бабушек и одного дедушку, Аглаю Ревкину и Доброго Аиста, который, смущенно улыбаясь, писал на заборе мелом очень неприличное слово.
Подошел автобус, все полезли в него, я сел за руль, Чонкин разобрал вожжи и крикнул: «Но-о!» Мы отъехали от шереметьевского аэропорта, стали набирать высоту, и на этом месте я понял, что пора ставить точку. То есть многоточие. Поскольку Замысел наш и не наш будет свершаться по мере истечения нашей жизни и до точки дойдет вместе с ней…
Примечания
1
Разумеется, в оригинальном тексте Э. Барская пишет любые слова «как они есть», не затрудняя себя заменой букв точками или подыскиванием эвфемизмов.
2
См. примечание № 3
3
«Хороший мужик» – это в советском и постсоветском обществе человеческое существо мужского пола, которое не выказывает излишнего рвения в деле удавления себе подобных. Оно может и должно проявлять обыкновенные и понятные человеческие побуждения – деньги, женщины, вино, домино, карты, охота, рыбная ловля, баня, – может воровать, брать взятки, но и к слабостям других людей готово по возможности снисходить. Если, впрочем, снисхождение самому снисходящему никакими неприятностями не угрожает.
4
Die Spritze – укол (нем.).
5
Sehr hьbsch – очень красивая, прелестная (нем.).
6
Oh really? Are you kidding? – Правда? Вы шутите? (англ.)
7
I am animal! – Я – животное! (англ.)
8
Sweety – сладкая (англ.).
9
Wie geht es? – Как дела? (нем.)
10
Ich kann nicht sprechen – Я не могу говорить (нем.).
11
In Ordnung – Все в порядке (нем.).
12
Эта фраза – смесь английского с немецким – означает: «Я, бедная советская женщина, ищу политического убежища».
