Шесть месяцев назад, Сера бы набросила на светильник пленочный платок, она «говорила» себе, что здесь стоит сделать винтажный дизайн. Как психотерапевт с работой в танатологии, где она направляла людей в свои последние дни, увидев много травм и заболеваний, которые исцелялись без хирургического вмешательства. Она провела день диабетического инвалида, который мог поклясться, что чувствовал свои руки. Она убрала последнюю невидимку из волос и взглянула в поразительно яркие глаза жертвы. Ее раны не имели ничего для них.
Она разделать догола и сдернула шарф с лампы. Время для тяжелых истин на семьдесят пять ватт.
Бетси была права. Она напоминает черта. Мерион была права. Она напоминала покойницу. Худая, бледная, искалеченная от талии до колена. Если бы потенциальный насильник на мосту видел бы это, он был бы тем, кто убегал в ужасе.
Она сползла по шкафу. Они отправили ее отца в частный санаторий, а она обещал ему, что никогда такого не случиться, говоря ей, что надо сконцентрироваться на своем выздоровлении. Она не могла работать, не могла двигаться, только медленно ходить. И теперь она перепугана, только потому, что мужчина заговорил с ней.
Она не могла так жить. Она не должна так жить.
Она подумала о таблетках в ее сумке. Возможно, она слишком надеялась на них. Хорошо, она считала, что они ее исцелят. И эта проклятая трость могла остаться в прихожей навсегда.
Зеркало запотело от пара, поднимающегося от занавески душа. Она положила одну руку на стекло, вглядываясь в свое отражение, которое казалось незнакомым, украшенным бусинками из капель воды.
Она нахмурилась, смотря на расплывчатое изображение. Она знала, кем она была, кем станет. Она просто немного сошла с назначенного курса. Хорошо, слетела. Но завтра Мерион снова ее примет. Затем она пойдет в дом, куда ее братья поместили отца. Затем завтрак с Бетси, где она закажет все что угодно.
Стекло опять запотело, и она вернулась в настоящее. Зашла под душ и наклонила голову под горячую воду. Она прекратила дрожать через несколько минут.
Сера прошла в свою спальню, даже не одевшись. Влажная, высокая температура следовала за ней из душа, медленно превращаясь в туман. Только свет от уличных фонарей освещал ее комнату, бросая глубоко-фиолетовые тени. Он был там, скудная, темная фигура в черном драповом пальто. Пряный аромат дразнил ее чувства.
Она поморгала.
— Я сплю. Именно поэтому хожу по своей квартире обнаженной. Я никогда не хожу раздетой.
— Не ходишь. Ты пришла. Ко мне. — Он стоял, не двигаясь, но тянущиеся края его длинного пальто стали по-другому отбрасывать тень. — Я не буду делать это сладкой мечтой.
Она коснулась рукой своего лба, вместо того, что бы прикрыть голые части тела. Мокрые кончики волос запутались вокруг ее запястья.
— Мне не нужна сладкая мечта. Уходи.
Он придвинулся к ней.
— Ты просила. Ты всегда просила.
— Я даже не знаю тебя… — сказала она, затихая, когда он откинул назад ее волосы. Он имел руки рабочего человека, но большие пальцы были очень нежными. Прикосновение послало волну дрожи по всему ее телу подобно гальке на стоячей воде.
Она хотела кричать, когда встретила его на мосту. Она не могла сейчас испытывать то же. Это только сон, напомнила она себе.
— Такой одинокий, — бормотал он. — Такой потерянный.
— Мне жаль тебя, действительно. Но не могу ничем помочь.
— Ты — единственная кто может. Но я говорю о тебе, любовь моя. — Он погладил ее щеку. — Ты была одна так долго, так долго боялась близости, все дело во времени.
— Я не…, я не твоя любовь! — она отшатнулась от него.
— Я оживил твою душу. Кого еще я могу полюбить?
— Ты не оживлял ничего моего, — ее кожу покалывало от мысли об удовольствии, которого она не испытывала долгое время.
Сзади его руки скользнули по ее рукам, затем опустились на голые бедра.
Это смутило ее, поскольку она уже давно не испытывала ничего такого.
— Не трогай меня.
Не там. Невысказанные слова отозвались эхом в ее голове.
Он провел по шрамам рукой. Длинные пальцы скользили по красной и белой морщинистой сшитой плоти.
— Я могу сделать тебя целой снова, как будто никогда не было переломов и травм, вообще ничего.
Говоря о ее мечте, она вспомни, как сама себе это твердила после аварии.
— Ты врач?
— Как раз наоборот.
В то время пока она обдумывала, кем он мог быть (как будто загадки во сне имели значения) он притянул ее спину к себе. Ткань его пальто была прохладной. Ее мысли рассеялись.
— Я заберу твое одиночество, твои страхи, — шептал он ей в волосы.
— Я не боюсь, — было глупо врать.
— Ты не будешь.
Ощутив его теплое дыхание на своем ухе, она издала судорожный вздох. Прошло много времени. Несчастный случай, до этого уход за отцом и его работа в церкви, еще ранее помощь братьям. Почему она не может немного забыться? Хотя бы во сне поддаться искушению и утешению?
— У меня есть ответы на все вопросы, — его губы были у самого уха, посылая дрожь вниз по ее позвоночнику, через сломанные кости и заживляя их снова.
Она не хотела далеко отодвигаться от его губ или прятать шею, что бы получить его поцелуй.
— Мои вопросы? Подобно тому, какого черта я говорю во сне?
— Черт никогда не отвечает, — он медленно сжимал ее в своих объятиях. Когда он успел расстегнуть все пуговицы на пальто? Ткань вокруг его груди разошлась.
— У черта нет этого. Чтобы чувствовать….
Она положила свои руки между ними, удерживая его на расстоянии от нее.
— Сера, — шептал он. — ТЫ звала. Я пришел к ТЕБЕ. Я дам ТЕБЕ, то, что ТЫ хочешь.
— Мужчина, ты для этого сюда пришел? — она нахмурилась. — После дрянного дня, конечно, я придумала себе большого пижона, который стал моим преданным рабом любви.
— Да, раб. Только для тебя. Я буду здесь для тебя всегда. Я дам тебе, то, что ты хочешь…
— Браво, браво. Скажи мне еще, что-нибудь. — Она положила руки ему на шею. Он подумал, что скоро она уже сдастся? Такое случалось время от времени.
Он обнял ее голову одной рукой.
— Свяжи меня.
Между высокой температурой тел, появился холодный твердый узел на ее груди. Она вздрогнула, глядя на кулон, висящий на ее шее, на черном шнурке. Камень сиял, как дешевый опал.
— Ничего себе, драгоценности. В первый день. — Она посмотрела на камень, распутала узел и сняла его. — Спасибо, но разве не должна была последовать какая-нибудь сладкая ложь, даже воспроизведенная моим собственным подсознанием. Но пока таблетки действуют…
Она притянула его для поцелуя.
Он сопротивлялся.
— Ты возьмешь меня? Ты впустишь меня?
В ответ она открыла языком его рот. Его губы были столь прохладны, как камень на подвеске, его пальцы в ее волосах удерживали ее на месте. Но, она все равно не собиралась уходить куда-нибудь. Это был ее проклятый сон, в конце концов.
Она схватила открытую застежку его пальто. Серебристый фиолетовый туман, казалось, тянулся к ее
