Я схватил один из снарядов (он был довольно тяжелый) и отправил его в воду, где, как кувшинки, качались желтые плоды хурмы. Нагнулся ко второму снаряду, как вдруг резкий удар в спину заставил меня упасть на колени.
– Сволочь! – раздался Настин крик. – Я не позволю тебе…
Я попытался подняться, но она навалилась на меня, не давая встать. Несколько секунд мы боролись, шлюпка кренилась вправо-влево, зачерпывая бортом воду. Все же я был сильнее Насти, мне удалось отбросить ее, но она, разъяренная, как волчица, снова кинулась в бой. Шлюпка опасно накренилась…
Я проснулся в поту.
Ну и сны показывают в этом чертовом Приморске!
Сердце стучало, как дизель на больших оборотах.
Взглянул на часы: без четверти час. Скоро приедет Сорочкин. Я пошел в ванную, обмылся до пояса холодной водой. Вот так. Немного полегчало. Все же интересно было бы досмотреть сон до конца – перевернулась бы шлюпка? А-а, к чертям собачьим!
Я подошел к окну. На площади ветер выгнул, как парус, огромное полотнище «100-летию Октября – достойную встречу!». У киосков по-прежнему толпились люди, к одному тянулась длиннейшая очередь. Голубей на площади было, кажется, не меньше, чем людей, и они тоже были озабочены кормом. Один голубь, распустив веером правое крыло, ходил вокруг сизой голубки, делая круг за кругом.
Настя! – подумал я. Надо же присниться такой чуши, будто Настя участница заговора… опаснейшего путча… Вернусь в Москву – расскажу ей… Хотя – зачем? Она, чего доброго, обидится, рассердится… Не буду рассказывать.
А все же надо при случае спросить, не Братеев ли был ее мужем. Ох, так и вижу его высоко выбритый затылок… они поднимались по лестнице, и Братеев, впустив Настю в свою квартиру, кинул на меня насмешливый взгляд…
Впрочем, это был только сон. Бывают же такие сны – хоть роман с них пиши.
Стук в дверь – ну вот и Сорочкин, в джинсовом костюме-варенке. Лицо у него улыбчивое, желтые брови домиком.
– Вы готовы, Дмитрий Сергеич?
– Сейчас. – Я натянул водолазку, надел кожаную куртку. – А где, Валя, ваш бронежилет? – спросил я как бы между прочим.
– Бронежилет? – Сорочкин посмотрел удивленно. – У меня нет бронежилета, да и зачем он мне?
– Это я так… в шутку… Вдруг в вашем Приморске случится что-нибудь этакое.
– Вы интересно шутите, Лопе де Вега, – сказал Сорочкин.
Теперь удивился я:
– Откуда вы знаете, что я хотел носить это имя? Разве я вам рассказывал?
– Н-не помню. – Сорочкин замялся, смущенно улыбнулся. – Может, и рассказали… Между прочим, не думайте, что раз мы провинциалы, значит, не в курсе столичных дел.
– А-а, понимаю, – сказал я, пристально глядя на его юное лицо. – Три парки. Они сидят у палисадника и беспрерывно вяжут.
– Что еще за парки?
– Ну, по-гречески мойры. Они прядут судьбы людей и все обо всех знают. Вы узнали от них.
Сорочкин ухмыльнулся:
– Вы имеете в виду трех старух, которые вечно сидят и вяжут на улице Гоголя? Да они только и знают, что вспоминать старые латиноамериканские сериалы. Над ними посмеивается весь город.
– И напрасно посмеивается. Ладно, поехали.
Я потянул за ремень свою сумку, висевшую на спинке стула. И вдруг остолбенел: поперек сумки зияли три дыры. Она была словно прошита автоматной очередью.
Отяжелевшей рукой я медленно поднял сумку и показал ее Валентину Сорочкину. Он удивленно заморгал…
Мы уставились друг на друга, и между нами, как прозрачный занавес, опустилось молчание.
