только предупреждаю, что о таких вещах трепаться нечего…
— Ладно уж… пей свой чай! А ты чего ж без меда?
— Боюсь, ну его в болото, еще опять разболится…
— Ну, смотри. Налить еще?
— Налей, пожалуй. Слышь… ты чем сейчас занимаешься, во внешкольное время?
— Да так, особенно ничем. Читаю, на каток хожу.
— С Земцевой?
— Ага…
Сергей помолчал, щурясь от дыма, бесцельно болтая ложечкой в стакане.
— А Земцева… одна там бывает?
— Ну, как одна? — удивился Володя. — Со мной, я же говорю.
— Ага… — Сергей опять замолчал. — Слышь… а ты с Николаевой не встречался ни разу?
— А ты что, сам с ней каждый день не встречаешься в классе, что ли?
— Да нет, я говорю не в классе…
— А-а, нет. Вне школы не встречался ни разу. На каток ее не пускают, а иначе где же я мог…
— Кто не пускает?
— Люд… то есть Земцева не пускает, и потом эта ее воспитательница — не знаю, кто она там такая, мне Земцева говорила.
— Ага… а из-за чего?
— Из-за ее отставаемости, из-за чего же еще. Ее ведь чуть не исключили, знаешь?
Рука Сергея со стаканом задержалась в воздухе.
— Как то есть?
— А вот так! Ее директор вызывал к себе, такую снял стружку — что-то потрясающее. Мне Людмила рассказывала. Дир ее спросил, зачем она на кросс ходила, а та говорит — из солидарности с теми, кто в Финляндии. Представляешь дуреху? А он ей говорит: ага, говорит, значит, пойти на кросс покрасоваться своей солидарностью вы можете, а хорошо учиться вам представляется скучным делом? А вы подумали, говорит, о том, что ваш дядя дерется сейчас на фронте за то, чтобы вы имели возможность спокойно приобретать знания? Ну и пошел, и пошел. Знаешь нашего дира — он уж сумеет пропесочить так, что будь спокоен! Вышла от него эта дуреха вся зарёванная…
— Ты потише, — буркнул Сергей, — заладил — «дуреха, дуреха»… вовсе она не такая уж…
Володя смутился:
— Да нет, я ведь так, не со зла. Вообще-то Николаева мне очень не нравится, скажу прямо, но, конечно, она девчонка неглупая. Просто сейчас она ведет себя по-дурацки, это ты и сам не станешь отрицать…
— Ничего я не отрицаю… я только говорю, что это еще разобраться надо, почему человек ведет себя так, а не иначе. Со стороны-то оно все просто.
— Да, вообще-то конечно. Послушай, Сергей… а ты что — поссорился с ней? Вы ведь дружили осенью — ребята еще смеялись, что ты всегда ее провожал. Что у вас там такое получилось?
На этот раз Сергей почему-то не разозлился и не оборвал приятеля. Он молча, с угрюмым видом, допил стакан и поболтал оставшиеся на дне чаинки.
— Черт его знает, Володька, — медленно сказал он, глядя в стол. — Сам не знаю, что у нас получилось… может, я и дурака свалял, не знаю… а может, и прав был. Понимаешь… она мне такой казалась… что я на нее смотрел, как… ну, не знаю с чем это сравнить — ну, вроде вот как мамаша моя на икону смотрит. Верил, понимаешь, что в ней вот ни на столечко никакого изъяна быть не должно… а она, наверное, просто человек, как и все… с хорошим, с плохим. Скажи вот, Володька, за что она тебе не нравится? Ведь не нравится ж, говоришь?
— Потрясающе не нравится, — кивнул Володя. — У меня к ней просто антипатия. Какая-то она длинная, нескладная… Знаешь, жеребята такие бывают. Я летом в колхозе видел — дурацкий вид, ноги длинные…
— Ну ладно, при чем тут ноги, — отмахнулся Сергей. — А по-настоящему чем она тебе не нравится?
Володя добросовестно подумал.
— Манерой говорить, голосом, — сказал он наконец. — Невероятно противный голос — картавый какой-то, и все скороговоркой. Да, это, пожалуй, главное.
— И дурак же ты, — с внезапным облегчением вздохнул Сергей. — Ты вот и есть жеребенок, самый форменный. Я тебя про ее характер спрашиваю, а он плетет про ноги да про голос! Характер тебе ее нравится или нет?
— Характер? Ну, характер у нее, кажется, ничего. Но ведь для девушки характер не важен, — Володька пожал плечами с бывалым видом. — Важна внешность, манера держаться и так далее.
— Ишь ты, какой мудрец, — прищурился Сергей. — Хорошую ты себе жинку выберешь, можно заранее поздравить.
— Дурак я, что ли, чтобы жениться, — важно сказал Володя. — Я за свободную любовь, если хочешь знать.
— А Земцева про это знает?
— Не думаю, вряд ли. — Володя смутился. — Мы как-то с ней на эту тему не говорили…
— А ты поговори. Может, схлопочешь по уху, тебе это не помешает. Так ты, выходит, за свободную любовь, вот оно что. А комсомольская твоя совесть против этого не протестует?
— Понимаешь, это вообще очень сложный вопрос, потрясающе сложный. Можешь мне верить на все сто — я, конечно, убежденный комсомолец и все такое, но меня все время тянет к анархии…
— К анархии? — изумленно сказал Сергей. — Вот те раз! Ты что ж это, товарищ Глушко? По Махно соскучился?
— Брось ты, я с тобой серьезно говорю. Я не про такую анархию — что ты, сам не понимаешь? Я говорю об анархии социалистической. Ну, в общем, чтобы за основу взять наше, только немного разбавить анархией.
— А ты потрепись, потрепись побольше. Тебя так разбавят, что мама родная не узнает. Знаешь, мне с тобой даже говорить об этом неохота, все равно ничего умного не скажешь… тоже, анархист нашелся. А что эта Земцева из себя представляет? Толковая дивчина?
— Еще бы! Знаешь, она кажется старше своих лет. Почему бы это, как ты думаешь?
— Вы что с ней, одногодки? Девчата ж вообще раньше умнеют, Володька, это факт.
— Пожалуй, верно, — задумчиво сказал Володя. — Тебе-то хорошо, Николаева моложе тебя на два года…
— А что мне с того… моложе она или старше. — Сергей опять закурил и нервным движением погасил спичку, махнув ею в воздухе. — Все равно это дело конченое, чего там…
— Ничего оно не кончено, — сказал Володя. — Вот увидишь, она тебя еще возьмет на абордаж. Я это не в плохом смысле говорю, сам понимаешь. Я вот сейчас смотрю на тебя и вижу, что непременно возьмет. Могу спорить.
Сергей пожал плечами:
— Да спорь, мне-то что. Я-то знаю, что говорю, мне уж это виднее… ну ладно, довольно об этом. На Западе там какие новости? Я давно не читал.
— А ничего. Разведывательные действия патрулей. Интересно, долго они будут так стоять… как ты думаешь, кто начнет наступление — немцы или французы?
— Кто их знает… Потенциал у союзников, конечно, больше, но немцы вообще действуют более активно…
— Слушай, Сергей, а ведь в Финляндии мы уже два с половиной месяца воюем, а?
— Ну так что?
— Да ничего. Просто как-то странно — страна такая маленькая…
— Маленькая, — хмуро сказал Сергей. — У них там оборона знаешь какая! На линии Маннергейма доты — как на Мажино… те же инженеры строили, что ты хочешь. Да и вообще это одно только название, что Финляндия… А на самом деле мы разве с одними финнами воюем? Слыхал вон, как поется — «белые финны, английские мины», — так оно и есть на самом деле. Разве Финляндия сама решилась бы на такую войну,
