— Или, иными словами, — усмехнулся я, — Леонард Уильямсон заложил Фреда Смита, и тот теперь ругается на чем свет стоит в одной из ваших камер.
— Мы хотели бы просить вас прийти и сказать, не сможете ли вы опознать его, — чопорно ответил старший инспектор.
Это был Кучерявый.
Он держался замкнуто, заносчиво и каяться явно не собирался. Наглая ухмылочка, с которой он смотрел на своих жертв, превратилась в наглую насмешку над полицейскими, и в том, как он развалился на стуле, раскинув ноги, отчетливо читался вызов.
Увидев его, нетрудно было догадаться, почему юный Кеннет без труда описал его. Левая рука была в гипсе по самое плечо.
Он дерзко уставился на меня, не узнавая.
— Привет, красавчик! — сказал я. Старший инспектор смерил меня взглядом.
— Так вы его знаете?
— Знаю. Это он напал на меня в Аскоте.
— Брехня!
— Миссис Керри Сэндерс вас тоже видела. Он поморгал. Вспомнил. Резко сузил глаза и метнул в меня такой взгляд, который сделал бы честь любому крокодилу.
— Ты мне, бля, локоть сломал!
— Брехня! — сказал я.
— Я слыхал, у тебя конюшня сгорела, — злобно выпалил он. — Жалко, тебя там не было!
Старший инспектор вернулся со мной в свой кабинет.
— У нас на него досье толщиной с кирпичную стену, — весело сказал он. — Этот Фред Смит — очень известная личность в своей области.
— Ему кто-то заплатил, — сказал я.
— О да. Но на то, что он признается, кто это сделал, нечего и надеяться. Фред Смит — стреляный воробей. Такие никогда не стучат, — инспектор произнес это таким тоном, словно восхищался им. — Он свой срок получит, но нипочем не расколется.
Мы с Софи поехали повидать Криспина. Он лежал в местной больнице и усердно жалел себя. Ему действительно было плохо. Кожа у него была бледная и потная, он кашлял, прижимая руку к груди, а судя по его взгляду, Криспин жестоко страдал от недостатка выпивки. Он однажды мне сказал, что ощущение такое, словно тебя топором по башке рубят.
Первое, что он сказал, увидев нас:
— Дайте выпить, блин! Они мне, блин, выпить не дают!
Я достал бутылочку апельсинового сока. Криспин злобно уставился на нее.
— Я сказал «выпить», а не «пить»!
— Угу, — сказал я. — Витамин С очень полезен при похмелье.
Вылил сок в стакан и протянул ему. Сиделка одобрительно смотрела на это с другого конца комнаты. Криспин угрюмо понюхал, попробовал и выпил. Потом снова откинулся на подушки и закрыл слезящиеся глаза.
— Черт бы побрал этот сок!
Пару минут он лежал, словно уснул. Потом, не открывая глаз, спросил:
— Ты мне, блин, вроде как жизнь спас?
— Ну, не то чтобы совсем...
— Ну, почти... Не думай, что я тебе за это благодарен.
— Не думаю.
Еще одна долгая пауза.
— Приезжай за мной завтра утром, — сказал он. — Говорят, меня выпустят около полудня.
— Ладно.
— А теперь катись в жопу.
Софи вышла вместе со мной из палаты, и ее негодование вырвалось наружу, как пар из чайника.
— Слушай, почему ты вообще его терпишь?
— Он мой брат.
— Ты мог бы просто выкинуть его за дверь!
— А ты бы выкинула?
Она не ответила. Да, говорить легко, а вот когда доходит до дела...
Я представил себе Криспина. Лежит и терзается своими выдуманными страданиями, одинокий, никому не нужный, в своем маленьком персональном аду. Когда-то у него были девушки, но это было давно. Теперь только я не давал ему окончательно скатиться в канаву. И я знал, что он чувствует себя за мной как за каменной стеной.
— Может, есть все-таки какое-нибудь лекарство? — спросила Софи.
— Есть, есть. Хорошее лекарство. Одно-единственное.
— Какое же?
— Захотеть вылечиться.
Она недоверчиво посмотрела на меня.
— По-моему, это бессмыслица.
— Если бы его желание вылечиться стало сильнее его тяги к выпивке, он бы тут же выздоровел.
— Но ведь иногда так и бывает, — возразила она. — Ты ведь сам говорил, что иногда он неделями не пьет.
Я покачал головой.
— Только затем, чтобы снова надраться. Он просто оттягивает удовольствие, как ребенок, оставляющий конфеты «на потом».
Мы сели в мою машину и поехали обратно к вонючему пепелищу.
— А я думала, это болезнь, — сказала Софи.
— Нет, это просто порочная тяга. Вроде футбола.
— Ты снова порешь чушь.
— Под влиянием футбола люди громят электрички и затаптывают друг друга насмерть.
— От алкоголя умирает больше людей! — запротестовала Софи.
— Да, наверно, ты права.
— Да ты мне просто лапшу на уши вешаешь! Я усмехнулся.
— Но ведь вроде бы изобрели какую-то штуку, которая помогает.
— Ты имеешь в виду «антабус»?
— А это что такое?
— Какое-то вещество, которое придает алкоголю отвратительный вкус. Нет, оно, конечно, действует. Но только сначала все равно нужно захотеть бросить пить, а иначе ты просто не станешь его принимать.
— Криспин не стал? Я кивнул.
— Вот именно. Криспин не стал.
— А как насчет «Анонимных алкоголиков»?
— Все то же самое. Если хочешь бросить пить, «Анонимные алкоголики» тебе помогут. А если нет, ты просто станешь держаться от них подальше.
— Я никогда не думала об этом с этой точки зрения.
— Везет тебе, старушка!
— Ты свинья!
Еще с милю мы проехали в дружеском молчании.
— Нет, все равно, — сказала Софи. — Мне ведь всегда говорили, что это болезнь. Нечто, с чем просто нельзя справиться. Одна рюмка — и запускается цепная реакция.
— Дело не в рюмке. Дело в желании выпить. Алкоголизм в голове.
— И в ногах. Я рассмеялся.
— Да, на тело он тоже влияет. На самом деле организм застарелого алкоголика настолько приспосабливается к влиянию алкоголя, что, если его внезапно лишить спиртного, это может вызвать
