не выдержала. Вчера был ужасный день. Он должен был победить, но я знала — этого не случится. Я почувствовала себя больной и разбитой. Я до сих пор себя так чувствую.
Она опять затряслась. Ее лицо исказилось от боли. Столько надежд было связано с Три-Нитро, столько сил в него вложено, столько пережито волнений, и такой заботой он был окружен. Для тренера скачки то же, что фильм для кинорежиссера. Если у вас получилось, вам аплодируют, а если у вас неудача возмущаются. Но в любом случае вы вкладываете в скачки свою душу, свои мысли, свое Мастерство и недели разочарований. Я понимал, что значили проигранные скачки для Джорджа, да в равной степени и для Розмари — ведь Три-Нитро был ей так дорог.
— Розмари, — сочувственно произнес я, понимая, что от моих слов ее отношение не изменится.
— Этот болван Бразерсмит утверждает, что у него может быть инфекция, — сообщила она. — За последние годы он наплел нам массу чепухи. А еще ветеринар называется. Я просто не в силах находиться с ним рядом. Он вечно смотрит куда-то в сторону. Я его никогда не любила. Он обязан следить за Три- Нитро, в конце концов это его работа. И он следил, и с лошадью все было в порядке. В полном порядке. Совсем недавно Три-Нитро пришел к финишу в отличной форме, да и в парадном забеге с ним тоже ничего не случилось. Ничего. А тут на скачках он начал отставать и у финиша был совсем измотан. — В эту минуту на ее глазах появились слезы, но она усилием воли поборола себя и не расплакалась.
— Я полагаю, они проводили тесты на наркотики, — сказал Чико.
Она опять рассердилась.
— Тесты на наркотики! Конечно, проводили. А как вы думали? Анализы крови, мочи, слюны и еще чертова дюжина анализов. Они дали Джорджу дубликаты образцов, вот почему мы сюда и приехали. Он пытается создать частную лабораторию, но они не в восторге от этого замысла. Все будет как прежде… то есть ничего не получится.
Я вырвал чек и отдал ей, она рассеянно посмотрела на него.
— Я не хотела сюда приходить и теперь жалею. Боже мой, как я не хотела. Ты всего-навсего жокей. Мне надо было это знать. Я не желаю больше с тобой разговаривать. И не приставай ко мне с расспросами о скачках, понял.
Я кивнул. Я понял ее. Она повернулась и двинулась к выходу.
— И умоляю, ни слова Джорджу.
Она вышла из комнаты, потом из квартиры и громко хлопнула дверью.
Чико прищелкнул языком и пожал плечами.
— Ты не сможешь одержать верх над всеми ними, — произнес он. — Что ты сможешь сделать, если ее муж не сумел предотвратить беду? Я уже не говорю об агентах полиции и полдюжине служебных собак. — Он подыскивал мне оправдания, и мы оба это понимали.
Я не ответил.
— Сид?
— Не знаю, стоит ли мне продолжать, — сказал я, — работу такого рода.
— Не обращай внимания на ее слова, — возразил он. — Ты не сможешь бросить работу. Она у тебя здорово получалась. Вспомни, какую уйму дел ты распутал. И если одно тебе не удалось…
Я смерил его отсутствующим взглядом.
— Ты теперь взрослый, — произнес он. Надо заметить, что Чико был на семь лет моложе меня. — Ты хочешь поплакать у папы на плече? — Он сделал паузу. — Пойми, Сид, дружище, с этой дурью пора кончать. Что бы ни произошло, хуже той истории, когда лошадь раздавила тебе руку, ничего не может быть. Сейчас не время уверять, что в душе у тебя пустота и ты чуть ли не умер. У нас полно работы. Мы не доделали пять дел. Страховка, охрана, синдикаты Лукаса Вейнрайта…
— Нет, — упрямо проговорил я, почувствовав себя обессиленным и ни на что не годным. — Не сейчас, Чико.
Я поднялся и пошел в спальню. Закрыл дверь.
Без всякой цели направился к окну и поглядел на крыши и каминные трубы.
Потом прислушался к шуму начавшегося дождя. Трубы еще не сняли, хотя камины в квартирах были замурованы и огонь в них давно погас. Наверное, я вроде одного из этих потухших каминов, подумал я. Когда огонь догорает, становится холодно, и легко можно замерзнуть, Дверь открылась.
— Сид, — произнес Чико.
— Напомни, чтобы я вставил замок в эту дверь, — уныло заметил я.
— К тебе пришел новый гость.
— Передай ему, что меня нет дома.
— Это девушка. Какая-то Льюис.
Я провел рукой по лицу, голове и немного помассировал шею. Расслабил мускулы. И отвернулся от окна.
— Льюис Макиннес?
— Верно.
— Она живет в одной квартире с Дженни.
— А, эта. Ну, что же, Сид, если на сегодня все, то я пойду. Я буду здесь завтра. Ты не возражаешь?
— Да.
Он кивнул. Прочее осталось невысказанным. В выражении его лица и в голосе улавливались изумление, насмешка, дружелюбие и даже тревога. Быть может, он заметил все это и во мне. Как бы то ни было, на прощание он широко улыбнулся, а я возвратился в гостиную, размышляя о том, что есть и неоплатные долги.
Льюис стояла в центре комнаты и оглядывалась по сторонам. Несколько дней назад я точно так же рассматривал квартиру Дженни. Я увидел комнату ее глазами: непропорциональные очертания, старомодный высокий потолок, рыже-коричневый кожаный диван, стол, уставленный бутылками и придвинутый к подоконнику, полки с книгами, гравюры в рамах и без рам. К стене была прислонена большая картина с изображением бегущих лошадей, которую я почему-то не удосужился повесить.
Кофейные чашки и бокалы, не убранные со стола, пепельницы, полные окурков, груды Открыток на маленьком столике да и повсюду.
Сама Льюис выглядела иначе: нарядная и совершенно непохожая на ту растрепанную девушку, которую я разбудил воскресным утром. Коричневый бархатный жакет, ослепительно белый свитер, мягкая коричневая юбка с широким кожаным поясом на тонкой талии. Светлые волосы хорошо вымыты и расчесаны, на розоватой английской коже легкая, в тон косметика. Но по ее глазам я догадался, что она приоделась отнюдь не из простого кокетства.
— Мистер Холли.
— Можете называть меня Сидом, — проговорил я. — Ведь вы успели меня неплохо узнать, хотя бы заочно.
Она чуть заметно улыбнулась.
— Сид.
— Льюис.
— Дженни говорит, что Сид — подходящее имя для водопроводчика.
— Водопроводчики, как правило, симпатичные люди.
— Вам известно, — спросила она, отвернувшись от меня и продолжив осмотр комнаты, — что по- арабски «Сид» означает «господин»?
— Нет, я не знал.
— Это правда.
— Можете сказать Дженни, — предложил я.
Она снова взглянула мне прямо в лицо.
— Она у вас бывает, не так ли?
Я усмехнулся.
— Хотите кофе? Или чего-нибудь покрепче?
— А чаю выпить нельзя?
— Разумеется, можно.
