течение почти двух месяцев на полуостров не приходил ни один советский корабль. К 1 сентября на Ханко продовольствия оставалось до 1 января 1942 года, боеприпасов — два боекомплекта, бензина — на месяц при предельно экономном расходе. С 1 сентября норма выдачи мяса на человека была урезана до 33 г, масла же не выдавали совсем, отпуская его только госпиталям и донорам. Благодаря этим мероприятиям, по подсчетам начальника тыла капитана 2 ранга Н. С. Куприянова, гарнизон базы мог продержаться до 1 марта 1942 года.
Еще более осложнилось положение с наступлением осенней непогоды и приближением ледостава. Стоило образоваться льду — и полуостров переставал быть неприступным с моря, а организовать достаточно прочную круговую оборону ослабленными силами гарнизона было невозможно. Ожидать же помощи с «большой земли» было трудно — что мог дать Ленинград, блокированный войсками противника?
С 18 октября пришлось вторично сократить пайки — теперь личному составу выдавалось в сутки 750 г хлеба, 23 г мяса и 60 г сахара. Это растягивало запасы до 1 апреля 1942 года. С. И. Кабанов надеялся, что в дальнейшем продовольствие подвезут — на Ханко не знали, что Ленинград второй месяц находится в блокаде, что в городе начался голод, не верили сообщениям немцев и финнов о наступлении на Москву и проведении новой операции по окружению Ленинграда вторым блокадным кольцом.
Поэтому, несмотря на просьбы С. И. Кабанова принять срочные меры для подвоза боеприпасов, продовольствия и горючего, в штабе КБФ думали о другом — как эвакуировать Ханко и использовать имевшиеся там закаленные в боях части для обороны Ленинграда. Этого требовала и обстановка — германские войска начали операцию по наступлению через Тихвин к реке Свирь, чтобы соединиться с финской армией и, создав таким образом, второе кольцо окружения Ленинграда, прервать коммуникации через Ладожское озеро.
Решение об эвакуации Ханко было принято не сразу. В. Ф. Трибуц неоднократно вел продолжительные разговоры на эту тему с первым секретарем Ленинградского обкома ВКП(б) А. А. Ждановым; позднее он вспоминал: «Не знаю, на что А. А. Жданов надеялся, но в течение октября он неизменно отвечал, что нужно подождать. Лишь в конце месяца его позиция изменилась».
Только 25 октября, после долгого перерыва, на Ханко из Кронштадта пришел отряд кораблей под командой капитана 3 ранга В. П. Лихолетова — тральщики БТЩ-210, БТЩ-215, БТЩ-218 и два малых охотника; тральщик БТЩ-203, также входивший в состав отряда, на переходе подорвался на мине и погиб. Корабли доставили некоторое количество бензина, боезапаса и продовольствия, а в обратный путь взяли, как уже рассказывалось раньше, стрелковый батальон с полным вооружением, боезапасом и продовольствием. Отряд без потерь пришел в Ораниенбаум.
Из воспоминаний В. Ф. Трибуца: «Не знаю, что произошло, но, видимо, А. А. Жданов получил разрешение Ставки начать эвакуацию гарнизона Ханко и мне было дано согласие на перевозку в Ленинград всего личного состава с техникой и запасами». В. Ф. Трибуц вызвал в Ленинград С. И. Кабанова, но поскольку тот не рискнул покинуть Ханко в напряженной обстановке, на единственном оставшемся там гидросамолете МБР-2 вылетели начальник штаба капитан 1 ранга П. Г. Максимов и начальник оперативного отделения капитан-лейтенант Н. И. Теумин. Полет на тихоходном гидросамолете на расстояние 400 км вдоль занятого противником берега Финского залива был рискованным, но прошел благополучно.
Обстановка на сухопутном фронте базы благоприятствовала эвакуации: противник перебросил в Карелию значительную часть войск из Ханковской группы, резко сократил действия артиллерии и авиации, корабли его ограничивались несением дозоров и разведкой.
30 октября над аэродромом Ханко появился двухмоторный бомбардировщик. Все огневые точки ПВО открыли по нему огонь, но оказалось, что это был советский бомбардировщик ДБ-ЗФ, на котором вернулись П. Г. Максимов и Н. И. Теумин: в целях сохранения секретности полета он был послан без оповещения ханковцев и после посадки выяснилось, что самолет получил 25 пробоин, а штурман ранен в ногу. П. Г. Максимов доложил, что командование приняло решение эвакуировать гарнизоны Ханко и Осмуссаара. Трудность организации эвакуации заключалась в том, что командование базы не знало, когда и какие корабли будут приходить в порт Ханко.
Чтобы ввести противника в заблуждение, были установлены так называемые «дни молчания». 4 ноября в 6 ч, после ухода из Ханко первого эшелона кораблей, увезших 10 тыс. человек и две трети артиллерийского полка 8-й бригады, Ханко «замолчал»: прекратилась стрельба, ни один дымок не поднимался над укреплениями — горячей пищи не готовили, печки топить было запрещено. Противник забеспокоился и произвел огневые налеты, ответа на которые не последовало. Около 14 ч около 60 финских солдат подошли к проволочным заграждениям и начали перерезать их ножницами, но тут по ним был открыт артиллерийский и пулеметный огонь. Противник был полностью уничтожен; правда, сколько ни проводили после этого ханковцы «дней молчания», выманить финнов к проволоке больше не удалось.
Весь оставшийся гарнизон был переведен на паек по полной норме, перестали экономить и боеприпасы.
8 ноября технический отдел базы получил приказание осмотреть притопленный на мелководье транспорт «Вахур», поднять его и отремонтировать. 21 ноября «Вахур» (вооруженный двумя 45-мм орудиями и 10 пулеметами) уже загрузили и отправили в Кронштадт в составе очередного, четвертого по счету конвоя. На борту «Вахура» находилось 225 артиллеристов и пулеметчиков, семья пограничника- сверхсрочника с шестью детьми, а в трюмах — 18 танков Т-26, 400 т ржаной муки, 66 т сахара, 16 т макарон, продукты из особых пайков летчиков и катерников (какао, варенье, шоколад, шпроты); осажденный Ленинград крайне нуждался в этом продовольствии. Тихоходный транспорт благополучно прибыл в Кронштадт.
Также благополучно прошел переход еще одного транспорта — парусно-моторной шхуны «Эрна». Это судно прибыло на Ханко из Кярдла на острове Даго с грузом местной суконной фабрики еще в октябре. Выгрузив часть сукна и погрузив вместо него продовольствие и боеприпасы, «Эрна» 27 ноября с наступлением темноты покинула Ханко и проследовала вдоль северного берега Финского залива до Ленинграда.
Чтобы не вызвать у финнов подозрений, уничтожение боевой техники и автомашин велось только во время артиллерийских обстрелов. С середины ноября началось уничтожение подвижного состава Ханковской железной дороги и железнодорожных батарей. Вся техника сбрасывалась в воду гавани — преследовалась цель лишить противника возможности пользоваться портом Ханко хотя бы на полгода, а возможно и больше.
1 декабря вышел последний номер газеты «Красный Гангут», в котором на видном месте поместили прощальное стихотворение красноармейца 343-го артиллерийского полка поэта М. А. Дудина (впоследствии Героя Социалистического Труда). Тираж отпечатали больший, чем обычно — часть его предназначалась финнам.
Утром 2 декабря, в последний день обороны полуострова Ханко, начался и день психологической борьбы с противником. В это время оборону держали всего 100 человек — по два на каждой из пятидесяти важнейших огневых точек, каждая из которых соединялась телефонным проводом с командным пунктом. Между огневыми точками были протянуты куски проволоки, на которых висели солдатские каски. Время от времени кто-то из бойцов слегка дергал за эту проволоку и каски покачивались, создавая видимость движения обороняющихся в траншеях. Протянули и провода с подвешенными на них пустыми консервными банками. Три раза в день, во время завтрака, обеда и ужина, эти провода трясли и банки издавали звуки, похожие на стук ложек в котелках.
Пулеметные огневые точки должны были время от времени вести огонь короткими очередями, даже после ухода войск с полуострова. И это удалось сделать изобретательным бойцам-ханковцам! В пустующих домах нашли пять патефонов. К адаптерам патефонов и пулеметам, снабженным дополнительным устройством, подвели ток от аккумуляторов, снятых с грузовых автомашин. Пулеметы и патефоны включались в общую цепь. Когда патефонные пластинки прокручивались, то иголки касались клемм, электрическая цепь замыкалась и рычаги устройств, установленных на пулеметах, нажимали гашетки и раздавались короткие пулеметные очереди. Такой пулемет мог работать самостоятельно почти полчаса.
В десяти дотах к пулеметам были привязаны собаки. На некотором расстоянии от них висели куски свежей конины. Когда пес рвался к мясу, цепи натягивались, дергая за рычажки, а те нажимали на гашетки
