Кроме того, вам недостает бойцовских качеств. Если вы отдаетесь чему-либо в полную силу, то готовы даже идти на резкие перемены, только бы довести дело до конца. Вот таким мы вас увидели.
— Не думал, что в этом возрасте стану объектом тестирования да еще получу такую нелицеприятную оценку.
— Вероятно, в ваших глазах наш поступок выглядит интригой. Приношу свои искренние извинения.
— Думаю, если учесть усилия, затраченные вами на создание декораций, овчинка не стоила выделки.
Он покачал головой:
— Вы не правы. Кое в чем мы добились определенных успехов. Взять хотя бы ваш визит к Иноуэ. Некоторые моменты оказались очень эффективными для ваших воспоминаний.
— Ты имеешь в виду Мари Кано?
Он кивнул:
— Именно ее. Девушка добилась даже лучших результатов, чем мы ожидали. Думаю, она заслужила высокой оценки.
— После того, как я покинул казино, она направилась за мной. Это было твое указание?
— Нет, ее личная инициатива. Тем не менее, ее незапланированный поступок принес в итоге положительный эффект. Хотя во всей этой ситуации она лицо постороннее.
— Где ты откопал бейсболку стрелкового клуба? Откуда узнал, что я разбираюсь в этой теме?
— Думаю, вы уже догадались. Сведения о вашем пребывании на американском Среднем Западе и приобретенном там хобби мы почерпнули у Иноуэ. Нам стало известно содержание вашего письма к нему. Признаюсь, я был глубоко тронут совпадением в наших судьбах. Я ведь и сам член этого клуба. Как и вы, стажировался за границей, и там у меня появилось то же самое хобби. Эта бейсболка — моя память о той эпохе. Вам это кажется сентиментальным?
— Сентиментальным… Ты читал Генри Миллера?
Он вскинул на меня удивленный взгляд:
— Это тот, что писал об отношениях между полами?
Похоже, юный курьер все же умолчал о событиях прошлой ночи.
— Не бери в голову, — ответил я. — Ты поручил девушке передать визитную карточку, в ней было послание. Только что ты сказал, что вашей целью было пробудить во мне воспоминания. Примерно то же самое говорилось и в твоем послании. В этой связи на ум приходит один человек. Он каким-то образом связан с вами?
— Ваш шурин? — спросил Харада. — Да, у нас с ним определенные отношения. Вы, конечно же, знаете о его небезупречном прошлом. Одно время он был связан и с нами.
— Тогда я задам тебе вопрос: для чего вы провели всю эту огромную и тщательную подготовку? Что это за экстремальные условия, о которых ты говорил? Почему ты вообще сидишь здесь со мной?
— Естественно, из-за Ван Гога. Он и есть те самые экстремальные условия. Восьмые «Подсолнухи» существуют.
13
Внезапно меня начал душить смех. Ситуация вдруг показалась мне страшно забавной. Привидение из прошлого века. Призрак «Подсолнухов». Спустя мгновение я хохотал в голос.
Повернувшись ко мне, Харада терпеливо ждал, когда я успокоюсь.
— Я сказал что-то смешное?
— Тебя удивляет, что я смеюсь над бредовой идеей?
— Мы вовсе не считаем эту идею бредовой.
В ответ я взглянул ему в глаза. Улыбка в них погасла, уступив место холодному блеску. Пожалуй, даже слишком холодному.
— Раз ты такой образованный, то не мог не слышать о Яне Хульскере. [47]
Я всего лишь повторил имя, однажды услышанное от Эйко, но он со знающим видом кивнул:
— Исследователь, пронумеровавший все работы Ван Гога. Тем не менее, полнота составленного им каталога вызывает сомнения, в нем есть пропуски. Во всяком случае, ему далеко до каталога Кёхеля[48] с полной нумерацией произведений Моцарта.
Только сейчас я заметил, что все это время он называл его Ван Гогом, а не Гогом. Совсем как Эйко.
— Ты долго изучал Ван Гога?
— В университете я специализировался на истории искусств. Тема дипломной работы была скучной — постимпрессионисты. Вообще-то у меня есть корочки музейного работника. Правда, хвастаться тут особенно нечем — получить их еще проще, чем диплом педагога. Одно время я мечтал работать в музее, но не смог устроиться. Слишком узкий рынок.
— Наслышан, — произнес я.
Несмотря на появление в последние годы множества художественных музеев, в том числе региональных, поговаривали, что пробиться туда можно по-прежнему только через связи в среде политиков или местной администрации. Эйко тоже изрядно помыкалась, прежде чем нашла работу. Помню, какой подавленной она выглядела, но ни в какую не хотела обсуждать эту тему. Такой уж у нее был характер.
— Даже
— Скандал Вакера, — пробормотал он. — Отто Вакер в двадцатые годы действительно подделал более тридцати работ Ван Гога. Несколько крупных деятелей, среди них де ла Фай, [50] разыграли целый фарс то ли с целью сохранить собственный авторитет, то ли вследствие профессиональной несостоятельности. И все же это лишь красочный эпизод, вносящий дополнительный колорит в историю искусств.
— А еще поговаривают, что знаменитая картина в одном французском музее также является подделкой.
— Поговаривают. Я видел ее в Париже, но затрудняюсь сказать что-либо определенное. Тема гения и подделки стара как мир. И все же, господин Акияма, вам наверняка известно, что основная масса подделок Ван Гога приходится на его двухлетний парижский период.
— Да, я слышал нечто подобное. Поскольку в те годы он жил вместе с братом Тео, писем практически не осталось и упоминаний о произведениях крайне мало. Наверное, в этом и кроется основная причина.
Харада кивнул с видом учителя, вызвавшего к доске ученика:
— Вы абсолютно правы. Сам собой напрашивается вывод: неужели кто-то отважится на такой эксцентричный ход — подделать известнейшую серию «Подсолнухов» арльского периода?
— Именно благодаря тесной связи Ван Гога с братом, которому он отправлял почти все свои работы, они не растерялись по миру. И «Подсолнухи» не исключение.
Он снова кивнул:
— Да, произведениям Ван Гога выпала счастливая судьба — куда более счастливая, чем другим гениальным полотнам, — чего не скажешь об их авторе. И все же мы знаем немало примеров, когда он дарил портреты своим моделям.
Я снова почувствовал, как меня начинает душить смех. Да что со мной такое?! Может, всему виной ощущение нереальности, исходящее от Харады? Или меня околдовал призрак «Подсолнухов»?
— Я забыл задать главный вопрос.