универсальный ключ. Один есть у меня, а один – у Эндрю. Он в его голове. Буквально. В черепе, в затылочной части.
Если ты захочешь, то можешь взять этот ключ себе. Он пригодится тебе в дальнейшем, можешь быть уверен. И есть еще одна причина, по которой он тебе понадобится, Густав. Тебя впереди ожидают неприятности, и в одной из них, я уверен, ты потеряешь кое-что, возможно свой дом. Корабль. Ключ, который спрятан в этом немытом грязном дикаре, откроет тебе выход из ситуации. Ты сможешь спасти и себя, и корабль. Ведь без корабля тебе не добраться до моей вещи, а без вещи я и пальцем не шевельну, чтобы вернуть тебе отца. Я действительно беспокоюсь о тебе.
Веришь мне, Густав?
Я серьезен, как никогда. Я знаю о тебе все. Я знаю многое из того, что случится с тобой в будущем. Я знал, кому нужно отдать это послание. Знал, что ты придешь сюда, к этому непросыхающему алкашу. И я не только знал, я ЗНАЮ…
Выбор.
За.
Тобой».
Шуршание. Короткий писк. Голос замолчал. На дисплее появилась новая надпись «Rammstein – Fruhling in Paris». Послышались гитарные переборы, но Густаву это уже не было нужно. Он выключил плеер и положил его в рюкзак.
Эндрю продолжал сидеть рядом, потряхивая головой и как будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.
– Он сказал, что у меня какой-то ключ в черепушке?
– А? – Густав рассеянно посмотрел на него.
– В черепушке! Ключ какой-то, мать его! Что за бред говорил этот придурок?!
Эндрю вскочил, его тут же отбросило назад, и он чуть не врезался в кабинку туалета, но смог удержать себя на ногах. Глаза его пылали, а по лицу ходили такие волны эмоций, какие появляются только на лице студента, когда на экзамене профессор задает ему неудобный, «валящий» вопрос.
– Послушай, кто отдал тебе эту запись? – спросил Густав.
– Какой-то хмырь, боже ты мой. – Эндрю рухнул на колени, обхватив голову руками. Сквозь растопыренные пальцы, как черная трава через асфальт, вылезли всклокоченные грязные волосы. – Он засунул в меня чертов ключ. Чертов ключ во мне! Прямо так, в голову, бог ты мой…
– Успокойся. Может, он пошутил насчет этого.
– Пошутил?! А по поводу твоего отца, твоей матери, твоих одиннадцати шлюх – он тоже пошутил?! Он вообще похож на шутника, этот тип?!
– Это я у тебя хотел спросить. На кого он похож, как выглядит?
– Да не помню я! Я пьяный был! Вечером появился этот мудак и дал мне эту штуку! Обычный мужик вроде бы. Сказал, чтобы я передал ее страннику по имени Густав. Мол, он придет к тебе, ты сразу поймешь кто, и спроси у него, с кем он едет. Если со стариком и зовут его Густав, то отдай ему посылку. И дал мне целую сумку с пойлом.
Эндрю внезапно зарыдал. Слезы хлынули из его глаз бурным потоком, прорезая на грязном лице русла чистой кожи. Он упал на бок, поджал ноги к груди и тихонечко завыл, не отпуская руки от головы, как будто боясь, что она сейчас взорвется.
– А когда это было?
– Не помню. Ни хрена не помню. Может, вчера, может, месяц назад. Я не веду счет времени.
«Грязный непросыхающий дикарь», – подумал Густав и вздрогнул от этой мысли, озвученной голосом из плеера.
– Перестань реветь.
– Да?! Ты меня сейчас грохнешь, а мне чего – радоваться?
– Я не буду тебя убивать.
Густав поднялся на ноги, поправил рюкзак и отряхнулся.
– Я вообще не верю ему. Это все похоже на шутку. Или дурацкий розыгрыш.
– Розыгрыш? Да, может, и правда шутка. Веселая такая. Может, и нет у меня ничего. – Эндрю заискивающе улыбнулся и шмыгнул носом. – Ты прав, скорее всего ты прав, странник. Я вот смотрю на тебя и вижу, что не мог ты родиться в городе. Только в корабле. И зачат был, наверное, на скорости. Нет, ну точно бред это все. А, как думаешь?
– Наверное.
Странник вытащил талисман из-под рубашки и внимательно осмотрел его. Ничего удивительного или необычного, всего лишь кусок железа с гравировкой. Он уже хотел вложить его обратно, как вдруг заметил кое-что на торце. Густав никогда не рассматривал эту безделушку так внимательно, поэтому открытие стало для него неожиданностью. Все равно что после двадцати лет совместной жизни узнать, что твоя жена трахалась со всеми направо и налево последние лет девятнадцать.
Талисман висел у него на груди практически всю жизнь, с тех пор как (если верить голосу) ему его подарил отец. Но Густав раньше не замечал неглубоких бороздок, шедших от торца на каждую сторону, длиной примерно два миллиметра. Словно талисман был составной частью какой-то детали. Интерфейса? Или соединительным элементом? Или ключом? Или предохранителем? Система типа «мама-папа»? Или «вход-выход»? Таких деталей, только пластиковых, было полно во внутренностях корабля.
Мама-папа…
Папа.
Густав посмотрел на Эндрю, затем опять на талисман. Спрятал его под рубашку и спросил:
– Можно осмотреть твою голову?
– Что? Что?!
– Голову. Можно посмотреть?
– Зачем это тебе?
Эндрю сжался, а глаза его расширились настолько, насколько возможно. Теперь он не был похож на спившегося дикаря-алкаша, обычный испуганный парень. Вполне даже симпатичный. Если его умыть, причесать, откормить и дать ему корабль, то он был бы похож на странника. Но он не был странником, Густав знал это. Он был всего лишь низшей ступенью. Пожирателем себе подобных, пожирателем самого себя. Дикарем.
Густав не хотел его убивать, ему просто нужно было удостовериться, что голос говорил правду. Вот и все.
– Я подойду. Посмотрю. И уйду.
– Нет! Ты ж убьешь меня прямо тут! Как крысу задавишь! – Эндрю перевернулся на спину, взбрыкнул ногами и пополз куда-то, не вставая, словно плыл кролем в земляном бассейне.
Густав без труда нагнал его, обошел сзади, схватил за шиворот и уложил лицом вниз. Эндрю слабо сопротивлялся, кричал какие-то ругательства, но странник не обращал на него внимания. Голос сказал, что ключ в затылке.
Брезгливо сморщившись, Густав положил ладонь на немытую шею дикаря и начал медленно вести руку вверх, против роста волос.
Примерно в десяти сантиметрах от того места, где начинали расти волосы, обнаружился большой белый рубец. Густав поставил колено на спину Эндрю и вытащил пистолет. Дикарь заверещал:
– Не убивай, прошу тебя! Не убивай меня! Человек ты или кто?! Я тебя прошу, пожалуйста! Я все сделаю, не убивай! Все что хочешь! Служить тебе буду, отсосу у тебя, хочешь? Только не убивай! Я человек ведь, человек! Как и ты!
Густав медленно выдохнул и засунул дуло пистолета Эндрю в рот. Тот вертелся, стараясь вывернуться из крепкого захвата, поэтому мушка рассекла ему верхнюю губу. Брызнула кровь. Дикарь замычал, языком стараясь выпихнуть холодный смертельный металл, пахнущий порохом.
Ключ. В его голове был ключ. Густав не хотел убивать дикаря. Но голос был прав во всем. То есть вообще во всем. Сейчас нельзя было это проверить, но ту информацию, которую знал только лишь странник, голос передал абсолютно точно. Включая сны. Они снились Густаву не слишком часто, но минимум раз в месяц он вскакивал со своей кушетки, обливаясь холодным потом и стараясь унять скачущие, словно
