на такую же пленку. И просмотрел на таком же телевизоре.
Слегка удивившись, Исидзаки кивнул. Я зарядил в его камеру шестидесятиминутную «Pure Eight» и нажал на «пуск».
По экрану побежала картинка. Пейзаж, который я только что снял из окна переговорной. Силуэты небоскребов в дымке дождя. Ливень, затапливающий сердце огромного города. Водяное облако окутало Синдзюку. Один из центральных столпов японской экономики грустно уходил под воду. Настоящий портрет сегодняшнего дня. С минуту мы глядели на это, не говоря ни слова.
Я нажал на «стоп» и перемотал пленку.
– Хм-м, – иронично улыбнулся Исидзаки. – Несколько монотонно. Скажем так, до шедевра еще далеко.
– Совершенно согласен. А теперь посмотрим то же самое, снятое в цифре.
Я взял цифровую камеру, вставил в нее кассету. Переключил шнур и нажал на «пуск». Все тот же дождь. Над тем же городом, в той же печали. Никакого звука в динамиках. Запись бесшумная, как и сам этот ливень.
Когда я нажал на «стоп», Исидзаки терпеливо улыбнулся:
– Я смотрю, ты любишь разглядывать большие дома под дождем…
Я покачал головой:
– Да нет, не сказал бы.
– Зачем же ты мне это показываешь?
– А вы ничего не заметили?
– Заметил. Действительно, цифровая запись и резче, и как-то… свежее, что ли. Пожалуй, мне стоило перейти на цифру пораньше. Давно об этом подумывал.
– Если бы вы перешли пораньше, вы бы заметили еще одно отличие.
– Еще одно?
Я кивнул:
– Да. И довольно заметное. Оно длится всего одну секунду. Но у цифры и у аналога эта секунда проходит совершенно по-разному.
Я снова подключил к монитору камеру Исидзаки. Вставил пленку, нажал на «пуск» – и тут же остановил. Пейзаж на экране застыл. Нити дождя превратились в сплошные линии.
– Замечаете?
Исидзаки покачал головой. Я опять поменял камеру и проделал ту же операцию.
– Ах, вот ты о чем… – проворчал Исидзаки на этот раз.
– Именно, – кивнул я. – В случае с пленкой за мгновенье до старта появляется белая рябь, нечто вроде песчаной бури. Как в телевизоре среди ночи, когда уже ничего не показывают. Эта рябь длится совсем недолго – две или три десятых секунды. Образуется она в тот самый момент, когда пленка прижимается к линзе. В случае же с цифрой свет распознается в пикселях, и никакой ряби не возникает. У аналога этот момент настолько короткий, что обычные потребители его просто не замечают. Даже среди операторов, выполняющих рутинную съемку, мало кто задумывается об этом. И лишь те, кто на монтаже собаку съел, знают, в чем дело.
Исидзаки смотрел на меня и молчал. Я продолжил:
– Между тем у отснятого вами изображения эта «белая рябь» отсутствует. Только что вы сами это увидели. Показать еще раз?
Ничего не ответив, он покачал головой. И тогда я закончил:
– В таком случае подводим итоги. Это видео было снято цифровой камерой, а потом переписано на пленку. Иначе говоря – изображение смонтировано на компьютере. Компьютерная графика – вот что это такое.
Исидзаки глубоко вздохнул. Из его голоса исчезла уверенность:
– Здорово ты все подмечаешь…
– Я же говорил вам утром. Когда я вернулся в рекламу, перемены в этом бизнесе были слишком разительны. Пришлось кое-чему подучиться. В том числе и цифровым технологиям.
– Хорошо же ты «подучился», если такие мелочи замечаешь. Я об этом даже не подозревал…
– Честно говоря, эти мелочи я заметил тоже не случайно. Дело в том, что на этой записи слишком реальная картинка. Скорость компьютерного изображения – тридцать кадров в секунду. И хотя в обычных сценах разницу между цифрой и пленкой не заметит даже профессионал, в таких кадрах, как полет человека в воздухе, резкая смена действия и прочие редкие события, эта разница все же видна. Если честно, я сперва тоже засомневался. Может, ничего бы и не сказал вам, если бы не эта визитка.
– Визитка?
– Так точно. Вы сказали, что обменялись с профессором Ёдой визитками. Но позвольте – кто же носит с собой визитные карточки на прогулке вокруг дома или бегая по утрам? Не говоря уж о том, что господин Ёда был в спортивном костюме. Даже на экране видно – никаких карманов у него не было. Я дважды это проверил. И тем не менее визитка, которую вы мне дали, – абсолютно чистая, без единой помятости или складочки…
Исидзаки молча смотрел на меня. Абсолютно бесстрастно. Делать было нечего, и я снова заговорил:
– Разумеется, смонтировать запись так, чтобы сымитировать в цифре эту аналоговую рябь, совсем несложно. Но в вашем случае этим занимался специалист молодой, которого сразу обучали только цифровым технологиям. О слабостях аналоговой записи он был просто не в курсе. Логично?
Взгляд Исидзаки устремился куда-то поверх меня. В кабинете не осталось ничего, кроме густой тишины, которая наконец разрешилась очередным глубоким вздохом. При этом лицо его изменилось. Он едва заметно улыбался. С каким-то странным облегчением. По крайней мере, мне так показалось.
– Да, – сказал он, – теперь я могу собой гордиться.
– В каком смысле?
– Я все-таки неплохо разбираюсь в людях. Человек, которого я нанял на работу двадцать лет назад, оказался гением.
– Кем?
Улыбка на его лице стала шире. Уголки губ чуть задрожали, расползаясь в стороны.
Насмотревшись на эти метаморфозы, я спросил:
– Итак. Что вы будете делать? Компьютерная графика – революционный метод обработки изображения. В наши дни без нее не выживут ни кино, ни реклама. Вы же предлагаете рекламу наших напитков на основе подделки. Реклама на основе этого видео – один из вариантов технического мошенничества. Если его разоблачат, пострадает не только рекламируемый продукт. Встанет вопрос о доверии ко всей компании в целом. А однажды подорванное доверие восстановить практически невозможно. Иначе говоря, такой ролик ставит под угрозу выживание «Напитков Тайкэй».
Улыбка не исчезла с его губ, когда он спросил:
– А если бы я предложил тебе поучаствовать в таком мошенничестве?
– Я бы отказался. А если бы вы стали выкручивать мне руки – сообщил бы об этом всем своим знакомым на телевидении.
– Толково, – ответил он спокойно. – Тогда мы немедленно останавливаем производство этого ролика.
– Хорошо. В таком случае прошу вас лично сообщить об этом господину Санаде.
– Нет проблем…
Я глубоко вздохнул. И только тут заметил, что стою столбом посреди кабинета. Меня снова мутило.
– На этом, если позволите, я откланяюсь.
– Погоди.
– Что-то еще?
Исидзаки посмотрел на меня с подозрением:
– А почему ты ничего не спрашиваешь? Ты собирался изготавливать рекламу под моим началом. Неужели ты ничего не хотел спросить? Или у тебя не было никаких сомнений?
