Рэмбо взглянул мельком: «Пиджак „Impasse“, жилет „J-L Scherre“, рубашка „Кот“, брюки „Georges Rech“, ремень „EL Сатрего“, туфли „TJ Collection“, очки „Ray-Ban“, портфель „Desley“, брелок из страусиной кожи, компьютер „Notebook Aser-950i“. А также изящные зажигалки „Ив Сен-Лоран“.
— Воловец тебя очаровал, — ревниво заметил Рэмбо.
— Работа есть работа… — улыбалась Валентина.
Ее партнер во время похорон успел побеседовать с несколькими сотрудниками «Пеликана». Ему удалось что-то узнать, но в принципе мы знали об этом от самой Марины.
Воловец крепко держал руль в своих руках.
Он приезжал на работу раньше всех и уезжал последним.
Слухи о состоянии его дел, ходившие среди посвященных, жестко пресекались.
Воловец не собирался выпускать из рук ничего, что в них плыло. Ради этого он готов был прикидываться наивным, непомнящим или непонимающим, хлопать неудачников по плечу, вздыхать, разводить руками, обещать…
Тем, кто особенно его доставал, он мог и напомнить:
— В расписке на деньги, что я у тебя взял… Там доллары, рубли?
— Доллары!
— Они что, вот так и допущены к хождению внутри страны? И ты уверен, что найдется суд, который примет твою сторону?
Клиент поднимал крик:
— Старика грабишь! Пенсионера!
— Ас твоей стороны все честно? Давать кредит под триста процентов?! Ты про Раскольникова слыхал? «Преступление и наказание»? Помнишь, сколько убитая процентщица брала?
Клиент не помнил.
— Ты хочешь за три месяца утроить сумму! Так? Да и я должен что-то себе заработать и им… — Он кивал на рыхлых крупных мальчиков за спиной. — Представляешь, на что ты меня толкаешь? Мне ведь остается только кого-то обмануть или убить… Это честно? Интеллигентно?
Но такие аргументы он использовал нечасто.
Предпочитал обещать, а не спорить. Обычно он оборачивался к календарю на стене.
— Знаешь… Позвони на следующей неделе… Где-то в середине. Только не в среду… — Почему «только не в среду», он и сам не мог бы объяснить. — Телефон у тебя есть? Запиши. Это прямой ко мне в кабинет…
Трубку Воловец приказал приклеить скотчем к аппарату, чтобы по ошибке не снять… Рэмбо внимательно слушал.
— А что его сотрудники?
— Партнеры, особенно из бывших коллег по студии, поклялись, что будут с ним до конца…
— Яцен тоже?
— Так, по крайней мере, я слышал.
— Как они вас приняли?
— Нормально. Журналисты, оперативная информация. Светская хроника. Вот только под самый занавес… Что-то у них произошло. С нами простились наскоро…
Глава службы безопасности фирмы, в прошлом капитан-комитетчик, попросил Воловца выйти вместе с ним. В кабинете было полно людей — брокеры, хакеры, сталкеры…
Крупные сырые мальчики из интеллигентных киносемей сидели на стульях, подоконниках и просто на корточках, как лагерники или дети.
— Надо два слова шепнуть…
— Давай!
На лестнице было стыло — старый московский дом, даже в жару не согреешься.
— Когда ты был на похоронах… Я посылал двух секьюрити к институту…
— Димка! Что с ним?!
Речь шла о брате Воловца, студенте Высшего технического училища имени Баумана. Служба безопасности «Пеликана» ежедневно сопровождала его в институт, а потом домой.
— Он должен был ждать у проходной. Как обычно. Они его не нашли. Вроде с кем-то уехал. Не звонил тебе?
— Нет.
— Я думающего увезли…
— Господи, только не это!
Через несколько минут на телефон Воловца позвонил неизвестный:
— Своего брата хочешь видеть?
— Кто это?
— Не важно. Готовь полмиллиона баксов. Я вечером позвоню.
Если Воловец еще кого-то любил в этой жизни, это были его близкие — мать, отчим, сводный брат…
Последнее, что осталось.
Воловец не был судим. Биография его была внешне проста.
На студии он считался крепким директором картины. У него было полно корешей. Умел пить. Почему и попал в Госкино СССР.
Был дважды женат. Оба раза неудачно. Последняя его жена — актриса — играла в театре в Киеве.
В Киеве же рос его сын, школьник, воспитанный тешей. Говоривший на украинской мове.
Время от времени Воловец бросал все, летел в Киев.
В сущности, сам он был прост, предсказуем.
Сводный брат ничем не напоминал его — крутого, огромного, необузданного, сильного.
Застенчивый, внезапно вытянувшийся, тонкошеий, брат вращался в другом мире. Они бренчали на гитарах в подъезде, спорили — существует ли дружба между мальчиками и девочками или все исчерпывается сексом. Брат сдал по-честному в МВТУ и прошел.
Ездил в институт на трамвае, пока старший брат не счел это рискованным. У родителей не было с ним хлопот…
После звонка похитителей Воловцу больше ничего не шло в голову. Он поглядывал на телефон. Аппарат молчал.
Неизвестный не звонил. Позвонила мать…
Мать — завуч лицея в Конькове — не плакала, не упрекнула ни словом. Говорили спокойно, по существу.
Всем, что в нем оставалось хорошего, он был обязан матери.
— Ты считаешь, в милицию не стоит обращаться?
В лицее училось много детей преподавателей бывшей Высшей школы милиции, переименованной в Юридический институт МВД. Институт находился поблизости — на улице Академика Волгина.
— Боюсь сделать хуже. Мне должны позвонить. Я жду звонка с минуты на минуту.
— Тогда я освобождаю линию.
Еще несколько близких друзей, включая Яцена, не уходили — ждали вместе с ним.
Воловец привел с киностудии свою команду.
Они работали вместе с ним на художественных лентах. В первую очередь Белова, Яцена, директоров картин и администраторов. Голых, нищих, ограбленных…
А сейчас иномарка у каждого…
Делали деньги, гуляли.
«Босса Нова», отданная под начало Яцену, строительством квартир и продажей недвижимости не занималась. Все это было липой.
Собранные деньги подпитывали основанного на принципе «пирамиды» «Пеликана», развернувшегося достаточно широко, чтобы правоохранительные органы и частные сыскные агентства не могли его тронуть.
Имидж «Пеликана» создавался на телевидении силами крепко сплоченной, умно подобранной команды,
