Густав, стоявший за его спиной, видел, как из пореза куртки хирурга торчал гагачий пух, отличавшийся полезной особенностью никогда и ни при каких обстоятельствах не разлетаться. На заплаканном лице Иры не читалось ничего, кроме страха. Похоже, она не заметила того странного, что недавно произошло с ее мужем.
— Больно, — стонал Кир. Он полулежал на пассажирском сиденье, упираясь коленями в приборную панель.
Минут пять, после того как Кир и Густав тронулись в обратный путь, они ехали не разговаривая, слышны были только крики Кира. Оба хотели убраться от аорты как можно дальше. Она звала их к себе, тянула многотонным магнитом. Нельзя было потеряться в волшебном мареве, мерцающем где-то позади, между разрушенных домов. Сейчас это была единственная и самая главная задача. По крайней мере для Густава. Потому что у хирурга внезапно возникла другая проблема.
— Черт! Веревка прилипла к телу!
Кир расстегнул куртку и просунул руку за пазуху. Когда она зашла под веревку, которую он так и не успел снять, гримаса боли снова исказила его лицо.
Странник остановил корабль и внимательно осмотрел хирурга:
— Веревка расплавилась?
— Да. И припаялась к телу. Отдирается вместе с кожей.
Кир вытащил руку и поднес близко к глазам полупрозрачный кусок чего-то, похожего на расплавленный воск. Но это, конечно же, был не воск, а его собственная кожа.
— Но что с ней случилось? Как могла веревка, и только она, разогреться до таких температур и не сгореть?
— Не знаю. Возможно, дело не в веревке, а в том, что аорта как-то меняет организм, делает его мягче что ли. И трос с частичками одежды просто просочился внутрь тела, когда ты тащил меня. Если бы я пробыл там чуть дольше, то…
— Они бы разрезали тебя, — закончил за хирурга Густав.
— Человек средней копчености, нанизанный на бечевку. Звучит аппетитно.
— А выглядит — не очень, — ухмыльнулся странник.
Остаток пути до дома они снова провели в тишине, которую изредка нарушали Кир, когда ругался, отдирая от себя веревки, и вполне положительные гортанные восклицания Густава, которому нравилось четкое и отлаженное поведение корабля в столь непростых условиях.
Чем дальше от аорты, тем легче им становилось дышать. В буквальном смысле.
Когда они приехали к дому, дверь им, как всегда, открыла Ира:
— Этот парень, лидер. Он повесился!
— Что случилось, он жив? — спросил Густав.
Почти бегом они поднимались на второй этаж, раздевшись и сбросив снаряжение на первом. На хирурге осталась лишь висевшая лохмотьями толстовка, через которую странник мельком видел обожженную, багровую кожу. Но Ира, несшаяся впереди всех, этого не замечала.
— Нет, нет, он умер. Кажется, умер, не дышит, — сказала она. — Я не смогла определить точно, и я пробовала его снять, но он слишком тяжелый, и я хотела, но не смогла! Я…
— Почему ты не сообщила мне?! — спросил Кир.
— Я пыталась! — Ира отчаянно жестикулировала, сопровождая каждое слово энергичными взмахами, как в истерике.
Поэтому странник обогнал ее и открыл дверь, первым войдя в музыкальную комнату.
Иван висел на ремне, который зацепил пряжкой за крюк плафона основного освещения. Сам плафон, разбитый, валялся на полу. Стол был сдвинут в сторону, а под ногами висельника лежал опрокинутый стул. Хирург тут же поднял его и вскочил на сиденье, одной рукой взявшись за запястье лидера, а пальцы другой руки приложив к его шее.
— Мертв. Совсем холодный, — констатировал он спустя некоторое время. — И шейные позвонки, скорее всего, сломаны.
— Может, еще не поздно что-то сделать? — слабым голосом спросил Густав.
— Что?
— Ну, я не знаю, ты же доктор.
— Доктор, а не некромант. Он умер час назад, это минимум.
Хирург спрыгнул вниз и двумя пальцами поднял с пола кухонный нож.
— Этим ты пыталась отрезать ремень? — спросил он у Иры.
— Да, но он очень прочный, я не смогла, а потом мне стало плохо, практически сознание потеряла и чуть не разбилась, упав со стула.
Густав поднял глаза наверх, стараясь не смотреть на одутловатое лицо висельника, и действительно увидел туго натянутый ремень, впивавшийся в шею Ивана, покрытый рваными зазубринами от ножа.
Ира вцепилась в хирурга, не отпуская его от себя.
— Я звонила на корабль, сигнал проходил, но никто не ответил, — сказала она.
— Нас не было на месте, — ответил Кир. — Ты заметила что-то странное? Почему он это сделал?
— Я разве знаю?! — нервно воскликнула жена хирурга. — Я просто приготовила ему еду, решила накормить. Долго стучала, никто не отвечал. Тогда я вошла и увидела вот это. Господи, мне так страшно, я не усну сегодня…
— Только сегодня? — спросил Густав.
— Что? — Ира удивленно посмотрела на него, теребя и так порядком потрепанную толстовку хирурга.
— Завтра все будет нормально и ты уснешь? — Странник обезоруживающе улыбнулся и подошел к Ивану. Он почему-то стал рассматривать его руки.
— Что за вопросы? — попытался Кир вступиться за жену. Похоже, неожиданный прилив энергии, пришедший вместе с не самой приятной новостью о самоубийстве лидера, прошел, и теперь на хирурга обрушилась апатия.
Такая апатия случилась и со странником, когда он первый раз побывал в аорте. Но сейчас Густав чувствовал себя гораздо лучше Кира.
— У него что-то с ногтями, — наконец сказал странник. — Один черный, другой сломан наполовину. Как будто он пытался… ну, не знаю, вырваться откуда-то.
— Откуда? — Хирург мотнул головой и сонно, медленно, пару раз моргнул.
— Не могу знать. — Теперь Густав стоял на стуле и разглядывал покойника. — Но так могло получиться, если бы кто-то душил его. Повреждение ногтей говорит о том, что он отчаянно боролся за жизнь, желая сорвать с себя петлю, прежде чем закончится кислород или переломятся шейные позвонки. И еще борозда от ремня. Она какая-то слишком узкая. Синяк в палец толщиной, а ремень шире.
— Я не совсем улавливаю. Ты хочешь сказать, что его убили? — спросил Кир.
Ира быстро посмотрела на него и приоткрыла рот, чтобы что-то сказать, но Густав перебил ее:
— Я всего лишь предполагаю. Зачем ему нужно было убивать себя?
— Да какая разница зачем! — сказала жена хирурга. — Он повесился! Кто мог сделать это за него? Я?! Кир?!
— Обвинять я не буду, не в моих это правилах. — Густав пожал плечами. — Но я все же не вижу причин для самоубийства. Когда я с ним разговаривал, он вел себя вполне спокойно. И потом, как он мог снять магнитные наручники?
— Ты лучше меня знаешь, насколько мне нужна была информация о взломщике! — сказал хирург. Он побледнел и опирался на свою жену и спинку стула, чтобы поддерживать равновесие. — И если бы я хотел его убить, то просто пристрелил или выгнал бы на холод без верхней одежды. Так было бы проще, не тратя сил и патронов, чем тащить его куда-то, душить, потом подвешивать и все такое.
Густав прищурился и показал на хирурга пальцем:
— Тогда получилось бы, что Иван прав. У меня возникли бы сомнения.
— А сейчас, что ли, не возникли?!
— Ну да…
