твоему все поручить?
— Чтобы все загубить, что ли? — Картузов прямо-таки всколыхнулся там от праведного гнева. — У него же в голове только выпивка да бабы… Вы жену его видели? От нее запьешь да загуляешь… — Омельчук только головой покачал.
Когда он уехал, Скубилин объявил секретарю:
— Начальника инспекции по личному составу сюда. Больше никого пока не пускай.
— Вызываю… — Она капризно зацокала каблучками, обходя вокруг стола — за весь день шеф ни разу ее не тронул.
Появился Исчурков, начальник инспекции, щуплый, болезненного вида.
— Вызывали, Василий Логвинович?
Формула эта была в ходу у второго эшелона руководителей. В ответ последовало не менее традиционное:
— Садись.
Исчурков был само внимание. Он приготовился записывать.
— Как у нас с укрытыми от регистрации у Картузова? — спросил напрямую Скубилин.
Исчуркову показалось, он ослышался.
— У Картузова?! — Он чуть не сказал: «У вашего Картузова?!»
— Мышей перестали ловить. Надо их слегка потрясти. Там начальник розыска Игумнов. Как он?
— Все они одинаковые… — Исчурков не скрыл злорадства. — Лучше укрыть, чем работать, Василий Логвинович…
— Дай команду срочно им поинтересоваться. Прямо с сегодняшего дня.
— Слушаюсь.
— Подумай, кого включить в комиссию по комплексной проверке отдела.
— Но ведь недавно их проверяли!
— Делай что говорят. И вот еще что. Кроме тебя, пока об этом никто не знает. Если слух раньше времени просочится, считай, что ты уже на новом месте. — Скубилин подумал. — В Унече начальник линпоста… — Станцией Унечей заканчивалась Московская дорога. — Все!
Перед кабинетом Игумнова МО-14562, старший лейтенант-гаишник, вынул жвачку, приклеил к стене. Постучал.
— Прошу, — крикнул Игумнов.
— Привет, начальник.
Игумнов молча кивнул Бакланову на стул.
— Не продавлю? — Стул тихо охнул, но выдержал. — Я вспомнил тот случай. Могу подтвердить. Таксист сунул мне бутылку коньяка «Белый аист». Я вернул права ему и отпустил…
МО-14562 попробовал развалиться на стуле, закинул здоровые свои рычаги за спину, но стул угрожающе заскрипел.
Игумнов внимательно присматривался: лицо Бакланова с самого начала показалось ему знакомым.
— В восьмом работал?
— Бывал. А ты кого знаешь в восьмом?
— Я там работал на спецтрассе. Так что насчет таксиста и бутылки ты мне не темни. Тебе ее дал старик горец.
— Я думал, ты будешь выводить меня на чистую воду, — сказал Бакланов. — Хотел помочь.
— Почему ты обратил на них внимание?
— Таксист превысил скорость. Я использовал самое малое, на что закон дал мне право. Предупредил. Ты работал — знаешь… Если бы я был взяточник, я бы отобрал у него права. А потом вернул бы… За это… — Он пошелестел сложенной щепотью. — А если я не запугиваю водителя, а предупреждаю, на что я могу рассчитывать? На кавказского дедушку? Много их?
Игумнов дал ему выговориться.
— Мне говорят: «На, старшой! Завтра у меня не будет — ты угостишь!» У меня и сейчас бутылка в машине. Водитель купил. Лестно ему иметь такого друга, как я. Может, он никогда и не обратится. А обратится — я и без бутылки сделаю, что могу по закону и даже чуть больше…
Стул под ним продолжал угрожающе поскрипывать.
— Все друг с другом как люди. А гаишник должен быть как собака. Да кто же поможет мне после этого? А ночью? Когда я подхожу к машине, а мне оттуда: «Старшой, разъедемся по-хорошему! На чирик и уезжай. Ты нас не видел, и мы тебя…» А я тяну время — ищу, кто остановится, поможет… «Сразу и чирик!» А они: «И чирика не получишь, старшой. Только жена твоя — вместе с медалькой твоей посмертной…» Да ладно!
МО-14562 встал, Игумнов тоже поднялся. Они были одного роста, но гаишник был покрупнее, шире в плечах.
— Ты сейчас в аэропорт? — спросил Игумнов.
— Да, к себе.
— Возьмешь моих? — Игумнов позвонил Цуканову. — Бери Качана. Едем. — Он положил трубку. — Мы ищем этого таксиста. Вернее, его друга, он тоже сидел в машине. Мы подозреваем его в убийстве. В машине поговорим…
— В лепешку расшибусь. Найду… — Бакланов снова вернул разговор на больную тему. — Начальство думает, что меня можно купить за бутылку, за пятерку. Обидно, пойми! Вот они летят по осевой… Я — зеленую улицу. Движение перекрыл, руку к козырьку. У них шубы, бриллианты. Посуда из дворца. Деньги в швейцарских банках. Дети и внуки за границей. Все пристроены… А тут бутылка «Белого аиста»! Сколько у них злости на меня — «предал»! Да кто из нас кого «предал»?!
Они спустились в подъезд. Машина ГАИ у дежурки сверкала, как новенькая.
— Хочешь сесть? Машина у меня классная, предупреждаю. Наверное, на все отделения ГАИ такая одна.
— Усовершенствовал?
— А как же! Резина «мишлен». Чистый каучук. Двойные амортизаторы… — Ему доставляло удовольствие перечислять. — Головка прижатая. Мотор от третьей модели. Ну и, конечно, бензин залит высокооктановый 95-й. Отличная машина. Садись за руль. Сейчас убедишься… Уж если гонишь — чтоб не ушел!
В дверях появились Цуканов и Качан.
— Ты тоже в аэропорт? — Цуканов удивился.
— Завезете меня в инспекцию, — сказал Игумнов, легко трогая машину с места.
Секретарь в приемной читала «Огонек». Увидев входящего замминистра, она не растерялась. Отложила журнал. Вытянулась.
— Здравия желаю, товарищ заместитель министра внутренних дел… — недавно Скубилин распорядился, чтобы ее аттестовали.
— Я сам, сам… — Жернаков неверной походкой двинулся к двери, замаскированной под шкаф.
— Сейчас, сейчас! — Она испугалась, что в приемную кто-то зайдет, увидит Жернакова в таком состоянии.
Услышав возню, Скубилин поднялся навстречу:
— Здравия желаю, Борис Иванович! Как раз думал о вас! Проходите…
— Беда, Вася. — Жернаков крепко прикрыл дверь, в глазах у него стояли пьяные слезы. — Попал я в непонятную…
Скубилин уже все знал. Помощник Жернакова — подполковник, которого Скубилин, уходя, рекомендовал на свое место, — успел позвонить.
В самом начале дня в приемную вломилась самозваная комиссия будто бы из народного контроля. Помощника оттеснили, прорвались в кабинет. Жернаков как раз поправлялся стаканом «Армянского». Составили акт. В комиссии оказалась мелкая сошка, в том числе вольнонаемные из ХОЗУ, которых нечем прижать. Акт пошел в управление кадров, копию грозили грохнуть в адмотдел ЦК.
