негромко засмеялся. Матахатиро почувствовал, что от него сильно разит перегаром. Это был Самон Куроки, ронин, нанятый со стороны. Матахатиро не раз встречал его на подворье усадьбы, но Куроки никогда толком не отвечал на его приветствия, и потому производил не слишком приятное впечатление.
— Девчонку зовут Киё, она прислуживает на кухне, — сказал Куроки. — Не слишком знатная работенка, зато красотой заткнет за пояс любую из служанок Кодзукэноскэ и Сахёэ.
— А ты все это откуда знаешь?
— Ты видел, кто к ней пошел?
— Вроде бы, Синкай…
— Он самый, — засмеялся Куроки. Выпил он, похоже, немало, потому что во время разговора его сильно покачивало. — Ну, не стыдно ли? Нам твердят, что распутство в усадьбе под запретом, а сами…
Куроки внезапно замолчал, и его худое, осунувшееся лицо исказилось бешеной злостью. Похоже, у него были какие-то свои счеты или к Синкаю, или к девушке по имени Киё.
— А пойду-ка я их побеспокою, — прорычал он.
— Не вздумай! — прикрикнул на него Матахатиро и простодушно добавил: — Разве можно мешать влюбленным?
В усадьбе проживало более сотни человек. Что плохого, думал Матахатиро, если кто-то из них будет тайком встречаться друг с другом?
Однако Куроки отреагировал на его невинное замечание весьма странным образом. Отойдя назад, он чуть согнул ноги, приняв оборонительную позу, и мрачно промолвил:
— Как тебя там… Аоэ? Ты мне еще с первой встречи не понравился. Думаешь, ты мне будешь диктовать, что делать, а что нет?
— Эй, угомонись! — сказал Матахатиро, тоже делая шаг назад. Он видел, что его противник настроен серьезно.
Злобно взирая друг на друга, они вдруг услышали тихий стук
Дверь, ведущая в кухню, осторожно отъехала в сторону и так же тихо вернулась на место. В этот момент на лице Куроки внезапно появилась усталость.
— Вот сволочь, — негромко выругался он, сплюнул на землю, повернулся к Матахатиро спиной и направился к первому бараку, в котором была его комната.
В ночь на одиннадцатое число выпал снег. Снега было так много, что, пойди он днем, свет бы мгновенно померк. На следующее утро небо затянуло облаками, а с севера подул слабый ветер. Матахатиро и Хосоя лежали в своей комнате, время от времени раздувая угли в жаровне.
На исходе часа Лошади[85] дверь в комнату приоткрылась, и чей-то голос спросил, здесь ли живет Аоэ. Матахатиро вышел наружу и увидел самурая Сугияму, который служил в усадьбе Киры.
— Вам знаком человек по имени Сэйносин Цутия? — спросил Сугияма.
— Да, мы служили в одном клане, — удивленно ответил Матахатиро.
— Значит, все сходится. Он пришел вас навестить. Вы можете с ним встретиться, только я прошу вас воздерживаться от чересчур длинных бесед.
Обернувшись, Сугияма махнул рукой, и в дверном проеме показалось лицо Цутии.
— Привет, — коротко бросил он.
Большими ушами и тонким, вытянутым подбородком Цутия напоминал оленя. На его лице сияла беззаботная улыбка.
— Привет! Заходи скорее, — сказал Матахатиро. Цутия поклонился Сугияме и вошел в комнату. Матахатиро познакомил его с Хосоей, а затем усадил возле жаровни и налил чаю.
— Как ты узнал, что я здесь? — спросил Матахатиро.
— М-м, вот ты, значит, где теперь обитаешь, — словно не услышав его вопроса, сказал Цутия, внимательно оглядывая комнату.
Матахатиро был обрадован появлением старого знакомого, но одновременно с этим ощущал некоторую неловкость. Во время прошлой встречи он так и не сказал Цутии, каким ремеслом занимается, а теперь ему приходилось признаваться бывшему соратнику, что он влачит жалкое существование наемного охранника в усадьбе Киры.
— А что — ничего себе комнатка…
— У тебя ко мне какое-то дело? — прервал его Матахатиро.
— Ах, да! — воскликнул Цутия. Пошарив рукой за пазухой, он вынул оттуда запечатанное письмо и бросил его к коленям Матахатиро.
Матахатиро подобрал письмо, взглянул на обратную сторону и не поверил своим глазам — там стояла подпись Юки. Он в изумлении посмотрел на Цутию.
— Читай, читай, — сказал тот, потягивая чай.
Матахатиро сломал печать, быстро развернул свиток и углубился в чтение.
— Ну, что пишет? — спросил Цутия, когда Матахатиро закончил читать и в растерянности уставился прямо перед собой. Хосоя тоже смотрел на него взглядом, полным любопытства.
— Госпожа Юки… почему, не знаю… но она живет вместе с моей бабкой. И она пишет, что сейчас им угрожает опасность.
Цутия покивал головой и молча продолжил пить чай.
— Но я не понимаю… — сказал Матахатиро.
— Чего?
— Не понимаю, как тебе удалось доставить это письмо. И вообще, как ты узнал, что я здесь, а? — Матахатиро свернул письмо и испытующе посмотрел на Цутию. Цутия не был знаком с Юки настолько близко, чтобы она могла доверить ему письмо. Но еще удивительнее было то, что Цутия знал о новом месте его службы. Матахатиро всегда подозревал, что в эдоской усадьбе их клана наверняка есть люди, за которыми стоит сам Танго Отоми, и эти люди по распоряжению Отоми вполне могут отслеживать все перемещения Матахатиро. Но он никогда не думал, что одним из этих людей может оказаться Цутия. Теперь же, видя, что Цутии не составило никакого труда разыскать его на новом месте, он подумал, что, наверное, ошибался в этом человеке.
— Не кипятись, Аоэ, — миролюбиво сказал Цутия. — Я тебе сейчас все объясню. Это письмо еще десять дней назад доставил один человек, прибывший из нашего клана. Ему было приказано разыскать тебя и непременно отдать это письмо прямо в руки.
— Кто это приказал? Отоми?
— Нет. Его милость Мамия. — Цутия поставил кружку с чаем на поднос, в упор взглянул на Матахатиро и усмехнулся. — Да, представь себе, я сейчас на стороне Мамии. Не сказать, чтобы я был в восторге от всего этого, но так получилось, что после твоего побега в клане образовались два враждующих лагеря, поэтому надо было выбирать — с Отоми или с Мамией… Так что мне поневоле пришлось примкнуть к одному из них. И что ты думаешь, теперь даже здесь, в Эдо, мне велено следить за самураями из лагеря Отоми. Не по моему характеру работенка, но ничего не поделаешь.
— Да уж, ты для такой работы меньше всего подходишь, — не удержавшись, рассмеялся Матахатиро. После того, как он узнал, что Цутия не связан с Отоми, на душе у него полегчало.
Цутия отвратительно владел мечом и на Матахатиро всегда производил впечатление вечно пьяного гуляки и повесы. С другой стороны, Матахатиро нравился веселый и разбитной характер Цутии, а также полное отсутствие в нем суетного тщеславия. Было видно, что даже к Мамии Цутия примкнул совсем не для того, чтобы сделать карьеру или добиться успеха в жизни.
— Спасибо тебе за труды, — продолжал Матахатиро. — Только объясни мне, почему его милость Мамия так обеспокоился о доставке этого письма?
— Ну, он не только это велел сделать. Еще он приказал поговорить с тобой и убедить вернуться в
