к себе и уже почти прошла по коридору мимо гостиной, как вдруг услышала громкие голоса старшего Шанты и Яноша. Несколько раз отец повторил имя Эрнё. Потом в чем-то убеждал младшего сына. Тот явно был не согласен с отцом, и они оба сердились.
Конечно, Марине хотелось знать о подводных течениях в семье, где жила ее дочь. Но чувство такта возобладало, и она поднялась в свою комнату. Когда к ней, по обыкновению, для вечернего шептания заглянула Алена, она решила расспросить ее подробнее об отношениях отца и сыновей.
– Ты знаешь, мам, отец Яноша настаивает на том, чтобы тот прекратил свои бега и занялся хозяйством.
– Но ведь еще есть старший сын, а он чем занимается?
– Да в том-то и дело, что на Эрнё родители возлагали большие надежды. Он окончил биологический факультет университета и как старший сын должен был перенять от отца виноградники. И все шло хорошо, пока он не начал спиваться.
Тут Марина вспомнила немую сцену за столом в свой первый день и то, как нервничала Эржбета. Алена продолжала объяснять:
– А Янош категорически не хочет и говорит, что он давно отца предупреждал, чтобы тот на него не надеялся. Они уже спорят не первый год. Хотя мне кажется, что если бы свекор Игнац свыкся с мыслью, что Янош просто не приспособлен к такой методичной, планомерной работе, которая требуется на виноградниках, то он бы увидел, что ему уже давно помогает Илона, жена Эрнё.
– Да, я тоже заметила, что она очень толково распределяет работу и что к ней, хоть она и молода, работники относятся с уважением.
– Но тут же, видишь, свое понимание традиций. Во-первых, она чужая, во-вторых, она женщина. Только мне кажется, что Игнацу в конце концов ничего не останется, как смириться с тем, чтобы признать хозяйкой Илону. Она никуда отсюда не уйдет и не бросит Эрнё, потому что их сыну уже десять лет. Она будет обеспечивать его будущее. А мы в сентябре с Яношем снова вернемся в Будапешт, в университет…
…На следующий день Марина из окна комнаты наблюдала, как Игнац отправился на велосипеде объезжать свои виноградники, как пришли работники и Илона стала распределять им задания, как Янош с Аленой отправились на тренировку, и… заскучала.
Это была другая жизнь, это была чужая жизнь, а ей пора было возвращаться домой.
Глава 29. А кому легко?
– Так что, Гена, в каждой семье свои проблемы, – закончила она рассказывать бывшему мужу о своей поездке. Он приехал за ней в аэропорт. – Я переживаю за Алену. Ей сейчас предстоит принять трудное решение. От него очень многое зависит. А на Яноша отец наседает. В общем, им обоим трудно.
– А кому сейчас легко? – хмыкнул Геннадий за рулем и перевел разговор в другое русло. – Твоим, например, юным гениям без тебя тоже трудно.
– Там что-то случилось? Они мне, когда я звонила, сообщали, что все в порядке.
– А что они тебе должны были говорить, если ты в виноградниках саранчу ловишь, а у них здесь клиент рвет и мечет?
Марина решила сразу ехать в студию. Раздала обрадовавшимся ее возвращению ребятам сувениры и только потом спросила:
– Ну, что у нас плохого?
Дизайнеры, не сговариваясь, посмотрели на Галину. Та стала объяснять:
– Помните, Марина Петровна, перед вашим отъездом фирма наш эскиз одобрила и подписала? Мы начали по нему работать. Даже текстиль заказали и оплатили, кстати. А они через неделю звонят и говорят, что передумали, что им все не нравится и что мы должны предложить им другой вариант.
– И что?
– Мы согласились и предложили еще один вариант и пошли на встречу. На встрече они сказали: «Да, хорошо», – а на следующий день снова позвонили и сказали, что и этот вариант им не нравится. И что нам теперь делать? Деньги мы потратили, и нам их не вернут, а если продолжать под их дудку плясать, так это до бесконечности…
У Марины засосало под ложечкой. Ей пару раз попадались сомневающиеся клиенты. Она их называла гоголевскими Коробочками: «Мертвых-то я, батенька, не продавала», – и знала по опыту, что душу такие люди мотать умеют. Но это те самые издержки бизнеса, о которых ее уже предупреждал Евгений Борисович.
– Так, господа дизайнеры и менеджеры, – решила она подбодрить свое малочисленное войско, глядя на их унылые мордашки. – Ситуация грустная, но решаемая. Лиза, напиши мне все координаты этих сомневающихся. Завтра я ими займусь, а сейчас пьем чай с венгерскими лакомствами и я поеду домой отмывать заморскую грязь.
Лиза принесла ей визитку: ЗАО «Модератор», генеральный директор Егоров Николай Егорович, проспект Военлетов, 12. «Кажется, в этом районе Валентин „строил“ себе квартиру», – с грустью вспомнила она.
Ребята повеселели и посветлели лицами. Лиза с Галиной распаковывали пакеты со сладостями, Валера, естественно, крутился возле них, Ванечка наливал воду в чайник и риторически спрашивал, «не козел ли этот Егоров вместе со всем „Модератором“». Марина почувствовала, что наконец-то вернулась домой.
Переговоры с фирмой заняли у нее почти всю следующую неделю, но она, сцепив зубы, решила довести дело до конца и либо расторгнуть договор, заставив заплатить за уже выполненную и принятую работу, либо получить гарантийное письмо, стопроцентную предварительную оплату и только после этого завершить проект.
– Говорил я тебе, – расстроился из-за нее Чернин, – нельзя людям доверять, даже если у них кристально честные глаза. Работай только с предоплатой. А теперь что – теперь выясняй, кто там воду мутит, чего хочет, и дави до победного конца.
Марина выяснила, кто мутит воду. Оказалось, что генеральный директор господин Егоров держал в офисе двух любовниц: одна была действующая и выполняла функции референта, а другая – в отставке, но при должности пресс-секретаря. Ни та ни другая не хотели делиться друг с другом властью над папиком. Но если в производственные дела он их не допускал, то в вопросах хозяйственных советовался. В зависимости от того, кто брал верх, ему то нравился проект, предложенный дизайнерами, то не нравился.
Разобравшись в пикантной и забавной ситуации, Марина поняла, что война там надолго, и предложила главе фирмы заплатить за то, что студия для них уже сделала. «Потом, когда вы окончательно разберетесь со своими дамами, вы можете к нам обратиться еще раз». На том и расстались.
Возвращаясь в студию из «Модератора», у светофора в соседнем ряду увидела знакомый профиль, вздрогнула. Валентин повернулся, скользнул взглядом по лицу, не узнал, снова стал смотреть на дорогу… Ей опять стало больно. Конечно, она сильно изменилась, но вот она бы его узнала любого – с бородой или без, в очках или без, даже если бы он покрасился в серо-буро-малиновый цвет, – потому что думает о нем.
Она так расстроилась, что после работы, наплевав на голодных котов, сразу поехала к Татьяне. Та гладила белье, оно чистой стопкой лежало на кухонном столе. Татьяна налила приятельнице чая, взяла в руки только что поглаженные носовой платок и полотенце и, подумав, дала полотенце ревущей подруге.
– Ты, ей-богу, дура, Мариша. Уж прости меня на честном слове. Сколько за эти полтора года около тебя мужиков крутилось, да и крутится, наверное! А ты все зубодера своего в голове держишь.
– Он хирург, – всхлипнув в полотенце, уточнила Марина.
– Да какая разница? – продолжала наставлять неразумную подругу многоопытная Татьяна. – Ну, если уж так дело обстоит, возьми да позвони!
– Да не могу я навязываться! Ведь он же меня обхамил. Если бы это я гадостей наговорила, то я, может, и позвонила бы, и извинилась, а сейчас – не могу.
– А реветь и жалеть себя можешь? Ты что, мужиков не знаешь? Он десять раз уже пожалел о том, что сказал, а переломить себя и раскаяться не может, потому как всегда и во всем должен быть прав.
Марина вдруг, как это с ней часто бывало, успокоилась и совершенно «сухим» голосом подвела итог душевному разговору:
– Но мне от этих знаний не легче. Ладно, я тебе полотенце испортила, пойду постираю…
Через три дня Галина сообщила: пришли деньги от Егорова.
Марина как раз подбивала баланс между расходами и доходами месяца. Валера давно жаловался, что у
