Часам к двум ночи, когда всё более или менее улеглось, нам даже удалось перекусить немножко хлеба с консервированной сайрой. Потом мы с Гошей вышли на улицу, сели на лавочку перед домиком так, чтобы просматривалась трасса, и стали вглядываться в темноту в ожидании какой-нибудь машины, чтобы попытаться её остановить и просить о помощи. Условились, что первыми при наличии машины, поедем мы с Клопом и с Гошей на поиски Дашки, а Валера с Андреем должны были ехать во вторую очередь.
У меня в голове творилось нечто: казалось, что всё пищало, грохотало. Очевидно, это было остаточным явлением от оглушительных выстрелов посреди мёртвой тишины. Мне слышались голоса бандитов, переговаривающихся между собой, а особенно мерзкий голос того гада с дурацкой кличкой 'Петруччо', который увёз Дашку. Почему то перед глазами вырисовывался светящийся сверхмощными прожекторами МКАД; мерещились мне и шныряющие по полю вдоль трассы афганцы, от чего я то и дело вздрагивал. Одним словом, у меня в сознании был тогда полный каламбур — последствие наслоившихся друг на друга событий, произошедших сегодня, стресса, внутреннего и хорошо скрываемого чувства паники и неуверенности в том, что я когда-нибудь ещё увижу Дашу. Я заставил себя очистить голову от мыслей о том, что с ней могло произойти и где она сейчас, иначе я рисковал 'съехать с катушек', представляя себе самые страшные варианты.
Мы сидели молча, я дрожал от холода, стучал зубами и что-то напевал про себя, вглядываясь в темноту. Минут через сорок, без малого в три часа ночи, Гоша вдруг толкнул меня в бок и вскочил:
Смотри, машина!..
Два ярких пятна фар отчетливо вырисовались на тёмном горизонте. Почти синхронно мы с Гошей вскочили с мест. Я резко мотнул головой, чтобы окончательно стряхнуть ворох опутавших мое сознание бессмысленных и угнетающих образов, то и дело наслаивавшихся друг поверх друга и заставляющих чувствовать себя в отрыве от реального мира. Гоша зажёг фонарь, и мы выбежали на проезжую часть, размахивая руками также, как размахивал перед нами бандит, первоклассно сыгравший роль беззащитного деревенского мужика. Очевидно, что водитель автомобиля заметил нас только метров с трехсот, потому что примерно с этого расстояния он принялся моргать нам дальним светом и отчаянно дудеть клаксоном. Надо отметить, что мы, безусловно, были замечены водителем гораздо ранее, чем я увидел выбежавшего почти прямо под колеса Актера: снег уже не шёл, и видимость была в разы лучше, чем несколько часов назад. Когда до автомобиля оставалось метров сто пятьдесят, мы заметили, что машина несколько сбросила скорость, но останавливаться совсем не намеревалась. Гоша в определенной последовательности включал и выключал фонарь, воспроизводя сигнал SOS. Когда до машины оставалось уже метров тридцать, не больше, Гоша что есть мочи завопил:
Стой, стрелять буду! — одним махом выхватив из кобуры пистолет, подсветил вытянутую вверх с пистолетом левую руку и выстрелил в воздух, после чего он рывком дёрнул остолбеневшего меня за куртку, и мы вместе оказались на самой обочине. Машина, проносясь мимо нас, резко затормозила, от чего её развернуло на пол-оборота, и встала как вкопанная метров в пятнадцати поодаль от нас.
Не стреляйте, пожалуйста, — послышался несильный мужской голос из открывающегося окна, — у нас ничего нету, не стреляйте, — умолял дрожащим голосом кто-то из машины.
Всё в порядке, ФСБ, — громко и уверенно сказал Гоша, но пистолет по-прежнему был в его руке в боеготовном состоянии. — Пожалуйста, выключите фары! — мягко, но при этом убедительно попросил Гоша водителя. Фары моментально погасли. Тогда военный посветил фонарем в сторону водительского места, которое после разворота машины было как раз напротив нас. Подойдя чуть-чуть ближе, мы разглядели сидящих на передних сиденьях двух мужчин. Тому, что был за рулем, было на вид немногим больше сорока, а пассажир был уже в преклонном возрасте, лет семидесяти-семидесятипяти. А вот на заднем сиденье сидели двое детей: мальчик и девочка, каждому не больше десяти лет. После того, как луч фонаря пробежался по испуганным детским лицам, Гоша убрал фонарь. Из бывшего домика бандитов выбежали Клоп и Валера, оба с Калашниковыми в руках и с фонарями и сразу окликнули нас, всё ли в порядке. От вида выскочивших из домика вооруженных людей, водитель — худощавый мужчина в очках и с овальным щетинистым лицом, — совсем перепугавшись, побледнел так, что цвет его лица ничем не отличался от цвета бледной луны, зловеще освещающей пустынные поля и домишки вдоль трассы.
Клоп подошёл к машине, поздоровался с сидящими в ней и успокоил их, объяснив вкратце, кто мы такие, что с нами произошло и зачем мы их остановили. Извинился он и за вынужденную стрельбу в воздух: 'Иначе бы Вы ни за что в такое время да посреди трассы не остановились бы…'. Мужчина, сидевший за рулем, представился Ярославом и представил своего отца, сидящего рядом — 'Олег Иванович, мой папа'. В двух словах, отвечая на вопрос Клопа, зачем те в такое время едут куда-то без сопровождения, объяснил, что один его хороший товарищ, работающий в ФСБ, велел ему с детьми эвакуироваться из города немедленно, потому что приближение к Москве афганцев ожидается уже совсем-совсем скоро.
Кто Ваш приятель? — поинтересовался Клоп, — ну, тот, что из ФСБ?
Полковник Шталенков Дмитрий Юрьевич!
Мы все невольно улыбнулись.
Димка и наш хороший друг и товарищ, и мы сейчас как раз выполняем служебное задание, за выполнение которого он ответственен, так что, если поможете нам, поможете и ему… — окончательно расположил к нам Ярослава Клоп.
…Да и многим миллионам людей ещё! — не сдержался и торжественно вставил я.
Безусловно! — удивленный тем обстоятельством, что мы тоже знаем Шталенкова, ответил Ярослав. — Дети! — обратился он к сидящим сзади детишкам, — эти дяди поедут с нами, так что, Валя, сядь на колени к Пете. — попросил Ярослав своих отпрысков. Те послушно выполнили указание.
Я сбегал в дом и попрощался с Андреем. Пожелал ему скорее вылечиться. Я ни на секунду не
